Джен Коруна: Год багульника. Тринадцатая луна

— Послушай, Моави, — быстро начал он прерывающимся голосом, — сила солнца велика — я уверен, что смогу разомкнуть цепи Эллар…

Эльфа удивленно воззрилась на него.

— Ты бредишь! Никто не может разделить то, что соединила богиня!

Кравой порывисто схватил ее за плечи, его глаза пылали решимостью.

— Я еще никому не говорил об этом, но мне кажется, я разгадал тайну кейны — еще тогда, в затворничестве!.. — взволнованно заговорил он, сжимая ее плечи. — Я… я еще не пробовал, но, думаю, мне удастся добраться до самых глубин сердца и там разомкнуть ее!

Лунная эльфа испуганно взглянула в его лицо.

— Но гнев богини будет ужасен! — в ужасе прошептала она, отстраняясь. — Никому не дозволено идти против ее воли…

— Пусть гневается! Я не дам ей сделать тебя несчастной! Мне осталось учиться совсем немного — скоро у меня будет достаточно сил, чтобы справиться с кейной, и я сделаю это для тебя.

Моав быстро опустила глаза, но Кравой успел заметить в них характерный стеклянистый блеск.

— Кейна — не единственное, что связывает меня… — изменившимся голосом выговорила она. Казалось, каждое слово дается ей с огромным трудом. — Прости, я не могу тебе сейчас все объяснить.

Ее ресницы задрожали, Кравой заметил, как уголки ее бледных губ несколько раз дернулись. Словно через силу она подняла на него глаза. Их взгляды встретились.

— Отпусти меня, Кравой… — чуть слышно прошептала она. — Я должна уйти.

Несколько мгновений оба стояли неподвижно. По щекам Моав текли крупные слезы, и вкус их был горьким, как ядовитый сок полыни. Кравой молча сделал шаг вперед, подойдя к ней совсем близко, его губы коснулись ее волос.

— Ты уверена, что поступаешь правильно?.. — тихо-тихо спросил он.

— Да, — так же тихо ответила она.

— И ты обещаешь, что будешь счастлива?

Она вздрогнула — Кравой даже на расстоянии почувствовал, как заколотилось ее сердце. Не поднимая глаз, она чуть заметно кивнула.

— Тогда это все, что я хотел узнать…

Он осторожно привлек Моав к себе на грудь. Ее голова безвольно упала на золотое шитье, она тихонько всхлипывала в его объятьях. Неожиданно она подняла лицо — бледные губы дрожали, страдающий взгляд был полон отчаянья.

— Кравой…

— Что, мое счастье?!

Она заговорила торопливо, ее голос то и дело прерывался:

— Скажи, если бы у тебя было какое-нибудь желание… ну очень большое, и был бы лишь один шанс из тысячи, что оно сбудется, и ради этого призрачного шанса пришлось бы ждать — долго ждать! — что бы ты сделал?!

— Я бы ждал.

— Долго?

— Всю жизнь.

Моав сглотнула.

— А если бы ты понял, что надежды уже почти совсем не осталось?

— Я бы все равно продолжал ждать…

— Что ты говоришь?! Жизнь же не бесконечна, даже у высоких магов! — с болью в голосе воскликнула она.

— Это не повод делать ее к тому же еще и бессмысленной, — ответил он.

Моав порывисто прильнула к нему, уткнувшись в его одежду. Жрец солнца растерялся еще больше — он не знал, что сказать, что сделать, чтобы успокоить ее! До него донесся задавленный, чуть слышный голос, едва похожий на звонкий голосок маленькой веллары:

— Ты веришь в чудеса? В настоящие чудеса…

— Да, — тихо ответил он, целуя темнеющий пробор в ее волосах.

Больше она ничего не сказала. Лучи бледной зари уже разгоняли ночной холод, а Кравой все еще бережно гладил бело-лунные волосы эллари, уговаривал не плакать, хотя чувствовал, что даже само солнце не сможет развеять горе, которого он даже не знал.

Моав покинула Рас-Сильван на рассвете — через Лунные ворота, так же как и явилась. Не увидевшись напоследок ни с Кравоем, ни с кем другим из своих друзей — старшая веллара никогда не любила прощаться. В зале Лунного Света ее провожал лишь отец — без лишних расспросов и разговоров. Да и о чем было спрашивать дочь князю Рас-Сильвана, если она уже все ему рассказала… Когда Лунные ворота закрылись, Лагд еще долго стоял в опустевшем зале; те, кто давно его знал, наверняка заметили б, как всего за одно мгновение постарели синие глаза веллара.