Джен Коруна: Год багульника. Тринадцатая луна

Словно потерянный бродил солнечный эльф по дворцовому саду с этими невеселыми мыслями. Рассеяно свернув на очередную дорожку, он вздрогнул — он чуть не налетел на Моав: вооружившись большими ножницами, та срезала с куста белые розы. В лунном свете она казалась такой тонкой, такой прекрасной!.. Сердце Кравоя мучительно сжалось, но тут же снова заколотилось как бешеное — от него не смогло ускользнуть волнение Моав. Завидев солнечного эльфа, она вздрогнула и тут же низко-низко опустила голову. На негнущихся ногах Кравой подошел к ней, сглотнул.

— Что ты делаешь? — чужим, хриплым голосом спросил он и тут же сам осознал нелепость вопроса.

От его слов Моав как будто вся съежилась, маленькая ручка судорожно сжала ножницы.

— Лунные розы уже почти распустились… — чуть слышно проговорила она, не поднимая глаз, и неестественно машинальным движением протянула ему одну из роз.

Кравою показалось, он может расслышать, как часто-часто бьется ее сердце. Не в силах вымолвить ни слова, он взял из ее рук нежный цветок на колючем стебельке. Моав, точно заколдованная, не отрываясь, смотрела, как его тонкие пальцы крошат прекрасный цветок. Смятые перламутровые лепестки снегом упали под ноги краантль… Наконец, он собрался с духом.

— Это правда, что ты нашла своего кейнара и что он не из нашего города? — быстро спросил он, глядя в сторону.

Ножницы в руках Моав резко щелкнули, перекусив тонкий стебелек.

— Правда…

Несколько мгновений оба молчали. Резко отбросив остатки цветка, Кравой порывисто схватил руку лунной эльфы и сжал ее.

— Подумай еще раз! Не совершай ошибку, о которой будешь жалеть всю жизнь!

— Почему ты думаешь, что я буду жалеть? — дрогнувшим голосом спросила она.

— Не знаю! — с жаром выдохнул он, сверкая глазами.

В следующий миг он смутился, осознав, что затронул то, что касалось одной лишь Моав, но сердце его уже сорвалось и летело вскачь, словно конь, закусивший удила. Страстные слова сами сорвались с его губ:

— Я люблю тебя, Моави! Я любил тебя еще когда ты была маленькой девочкой, для которой я вырезал луки из орешника! Уже тогда я знал, что не возьму на сердце никого, кроме тебя!..

То, что годами молчанием витало между ними, наконец, было сказано… Моав вздрогнула, точно ее кто-то ударил, с ее губ сорвался быстрый резкий стон. В порыве страсти Кравой коснулся ее бледной щеки.

— Посмотри на меня… — тихо произнес он.

Ресницы эльфы дрогнули, она медленно подняла взгляд. Сердце Кравоя перевернулось — синие глаза были полны слез. Она сморгнула, сорвавшаяся слезинка прочертила на коже блестящую линию.

— Йонсаволь! — только и смог испуганно прошептать краантль.

Уже с трудом понимая, что он делает, он обхватил ладонями ее лицо; их губы встретились сами собой, еще прежде чем Кравой успел что-либо сообразить… Поднявшись на цыпочки, Моав обвила руками его шею и принялась быстро-быстро целовать его в губы, в глаза, в щеки. Кравой почувствовал, что вот-вот совсем потеряет голову! Шальная надежда шевельнулась в его сердце, он с силой сжал Моав в объятьях; она послушно подалась к нему, точно цветок, пригретый солнцем, — с огромным волнением Кравой почувствовал, как губы ее раскрылись под его губами. Однако в следующий миг она забилась в его руках, силясь высвободиться. Ничего не понимая, солнечный эльф отпустил ее. Она резко отступила на несколько шагов назад. Тело ее все дрожало, взгляд бегал. В каком-то внезапном ужасе Моав выкрикнула:

— Я не могу! Не могу!

Кравой тут же подскочил к ней.

— Моав, что с тобой?!

Но она словно не видела его и продолжала шептать:

— Нет, нет…

Тогда он ласково взял ее руки в свои и стал растерянно гладить их.

— Успокойся, Йонсаволь, умоляю тебя!

Она дернулась, вырвалась из его рук; ее глаза недвижно смотрели на вышитые узоры на его рукаве, плечи быстро поднимались и опускались от прерывающегося дыхания.

— Кравой, не мучай меня! — прошептала она с таким отчаяньем, какого он не слышал никогда в жизни. — У меня и так осталось немного сил — не отнимай их, прошу. Не уговаривай меня, я все решила — совсем скоро кейна свяжет мое сердце и тогда уже ничто не сможет освободить его… Понимаешь, ничто!

На мгновение Кравою показалось, что в ее глазах мелькнул страх. Ему захотелось защитить ее от неведомой опасности, уничтожить все, что могло пугать его маленькую Йонсаволь. Он быстро поднял взгляд; расходившееся сердце все еще металось в нем, ударяя в грудь, точно конские копыта.