Unknown: i c9f346a077dd1b7f

мистера Стернса. Каждый ученик этой школы, казалось, был в столовой, склонившись

над дымящимися мисками томатно-базиликового супа. Каждый ученик, но не Стернс.

Не то, чтобы Кингсли высматривал его, наблюдая за дверью и пристально изучая

помещение между каждым глотком чая.

Отец Генри провел его в кухню, через стену пара. За громадной черной плитой,

молодой священник взмахивал лопаткой для переворачивания пищи в унисон фразе,

которую он повторял снова и снова. Создавалось впечатление, будто слова его -

музыка, а лопатка – дирижерская палочка.

- А теперь повторяйте Вы: Você não terá nenhum outro deus antes de mim.

- Si, отец Альдо, – слова раздались из-за стола, в нескольких шагах от плиты. -

Você não terá nenhum outro deus antes de mim.

Кингсли почти вздрогнул при звуке голоса, элегантного тенора, глубокого и

поставленного, но также холодного, отстраненного и далекого. Голос принадлежал

Стернсу, белокурому пианисту, которого он увидел, когда сделал два шага вперед и

осторожно заглянул за холодильник. У ног Стернса лежала черная кошка,

свернувшись в плотный клубок и поглядывая на Кингсли недобрым взглядом своих

22

Принц. Тиффани Райз.

ярких зеленых глаз. Он наблюдал, как Стернс осторожно потер голову кошки,

кончиком ботинка, произнося слова на языке, который Кингсли не узнал.

- Muito bom, - сказал священник, взмахнув лопаткой перед собой и

поклонившись. – Отец Генри, что вы делаете на моей кухне? Мы уже говорили об

этом.

- Мне жаль, что прерываю вас, отец Альдо, мистер Стернс.

- Нет. Вам не жаль. Вы всегда любите, прерывать. Это то, что у Вас получается

лучше всего, - ворчал отец Альдо с широкой улыбкой на лице.

Кингсли попытался определить акцент. Бразилец, возможно? Если это так, то это

означает, что язык, который учил Стернс - португальский. Но зачем кому-то у черта на

куличиках, в штате Мэн, учить португальский?

- Отец Альдо, я прерываю Вас, потому что Вы чересчур много говорите. Я

вынужден прервать, если я собираюсь высказаться до заката.

- Солнце село, и все же Вы по-прежнему мешаете.

- Вы перебиваете мое перебивание, Альдо. И я очень извиняюсь за то, что

прервал урок мистера Стернса. Но как раз в его лингвистических способностях мы и

нуждаемся. Это Кингсли Буассоннё, наш новый студент. Я боюсь, он совсем не

говорит по-английски. Мы надеемся, что мистер Стернс сможет помочь нам. Если он

сделает одолжение…

- Конечно, отец. – Стернс закрыл книгу перед собой и встал.

И снова Кингсли был впечатлен ростом блондина пианиста, его невыносимо

красивым лицом.

- Буду рад помочь, чем смогу. Разумеется, мистер Буассоннё не нуждается в моей

помощи. В конце концов, он прекрасно говорит по-английски. Ведь так?

Кингсли замер, когда Стернс повернулся к нему, произнося эти два последних

слова. Отец Альдо и Отец Генри уставились на него в недоумении.

- Мистер Буассоннё? - сказал отец Альдо с характерным для бразильца акцентом.

- Это правда?

- Естественно, правда.

Стернс перешагнул черную кошку и встал перед Кингсли. Он должен был

испугаться, должен был смутиться. Но, то как он сократил расстояние между ними и

этот острый пронзительный взгляд, пробудили другие чувства в Кингсли, чувства,

которые он поспешил спрятать глубоко внутри себя.

23

Принц. Тиффани Райз.

- Он смеялся, пока вы двое спорили. Он точно знал, о чем вы говорили между

собой. Если он говорит по-французски в штате Мэн, он либо из Франции, где он начал

изучать английский язык в возрасте семи или восьми, или он из Квебека и,

следовательно, по меньшей мере, сносно говорит на двух языках.

Отец Альдо и отец Генри продолжали пялиться на него, в то время как Стернс

сверлил его проницательными, серо-голубыми глазами.

- Я, определенно, не из Квебека, - сказал, наконец, Кингсли, гордость в его крови

урожденного парижанина победила всякое желание анонимности и безмолвия. - Я из

Парижа.

Стернс улыбнулся и Кингсли ощутил, словно его кровь застыла.

- Лжец и сноб. Добро пожаловать в школу Святого Игнатия, месье Буассоннё, -

сказал Стернс. - Так приятно видеть вас здесь.

Второй раз за день, Кингсли фантазировал о том, как ступает навстречу ножу

Троя, позволяя лезвию погрузиться в его сердце. Наверное, лезвие из настоящей стали

причинило бы меньше боли, чем стальное осуждение в глазах Стернса.

- Я не хотел приезжать, - возразил Кингсли. - Я здесь, против моей воли. И я не