Катрина Камбург - Трусиха Мария - бегом через войну

– Эта инъекция камфары облегчит работу твоего сердца. Горлышко помажем вот этой мазью, чтобы оно перестало болеть. И водички надо побольше пить, чтобы вся эта гадость выходила. Давай я тебе помогу. Вот так.

Он меня и поил, и гладил голову после всех этих малоприятных процедур, когда его ложка забиралась куда-то далеко за небо, вычищая слизь и гной, а меня чуть не выворачивало наизнанку. Каждый день домашние ждали переломного момента в болезни, а он все никак не наступал.

И, наконец, это случилось. Нет, не улучшение, а резкий спад всей жизнедеятельности. Доктор Гардвик сегодня лишь грустно покачал головой. «Положение очень, подчеркиваю, очень тяжелое, – сказал он родителям, которые в растерянности стояли перед ним навытяжку. – Требуется радикальное вмешательство, или я уже ничем не смогу вам помочь. У Маночки сильно воспалены шейные железы и миндалины. Первые нужно вскрыть, вторые удалить».

Мама Лиза нервно теребила платок, накинутый на вышитое по последней моде бисером платье. «Где же нам найти сейчас хирурга?» Она лихорадочно перебирала в уме все возможные варианты и тут же их отметала. Отец лишь молча сжимал ее локоть. «Я не знаю, где вам искать хирурга, – доктор Гардвиг смотрел родителям прямо в глаза, – но единственное, что я вам могу предложить, что я сам сделаю эту операцию».

«Вы? – воскликнули они хором и смущенно переглянулись. – А Вы…Вы умеете?» «Если бы не умел, то и не предлагал бы», – отрезал немец, и они смутились еще больше.

На завтра доктор Гардвиг склонился надо мной в новом обличии: с марлевой маской, закрывающей нижнюю часть лица, и очень серьезно сдвинутыми бровями. Он еще раз сосредоточенно осмотрел меня и сказал:

– Маночка, сегодня тебе придется потерпеть, но потом наступит облегчение. Будь умничкой и ничего не бойся.

Я хотела спросить, а насколько будет больно, но сил на этот вопрос у меня не хватило. Все остальное происходило в каком-то полузабытье, сотканном из нестерпимой боли и желания, чтобы все немедленно прекратилось. Но сопротивляться сил не было тоже. И я терпела.

Вначале я еще пыталась следовать умом за комментариями доктора, который все подробно объяснял:

– Сначала я обезболю вот этот участок. Так, подождем чуть-чуть. Теперь я должен добраться до твоих миндалин, в которых сидит инфекция. Мы же не хотим, чтобы она и дальше тебя травила, правда? Поэтому сейчас мы их уберем, потерпи капельку.

Но «капелька» обернулась жгучей болью, как будто изнутри отсекали часть горла, и обезболивание почти не срабатывало. Я даже крикнуть не могла, лишь вцепилась вспотевшими руками в простыни и скомкивала их, насколько позволяли мне мои жалкие потуги. «Так, с одним покончено, осталось совсем чуть-чуть». И пытка повторилась.

Но даже когда обе миндалины были удалены, мне не удалось отдохнуть. Оказывается, это была только часть операции.

– Сейчас я вскрою железы, чтобы через разрез вышли гной и слизь.

Я не знаю, находилась ли я в сознании во время всего этого процесса, или оно периодически покидало меня. Я только видела, как банка, подставленная мне под шею, все наполнялась и наполнялась зелено-коричневой жидкостью.

Наконец, доктор оставил меня в покое. И, несмотря на то, что я была крайне измучена, мне показалось, что дышать стало легче.

Но испытания на этом не закончились. Через несколько дней у меня отказали почки. Доктор предвидел и этот поворот событий, поэтому даже не удивился, когда увидел мой вздутый, как у беременной, живот. «Асцит, – спокойно констатировал он. – Это когда моча практически не выводится из организма». Но и тут он придумал блестящий ход.

Сделав иголкой прокол в животе, он провел от нее трубочку, которая выводила в рядом стоящем тазу все излишки воды.

– Победу праздновать еще рано, – предупредил он родителей. – Эта процедура может оказаться бесполезной, если организм так и не начнет приходить в норму. И все придется повторять.

Однако на этот раз его мрачные прогнозы не оправдались, и я уверенно пошла на поправку, встав с постели спустя месяц нахождения в ней. Единственное, в чем доктор оказался опять прав, так это то, что скарлатина ослабила мое сердце, которое с тех пор уже никогда полностью не восстановилось.

Особая школа и пророчества доктора

Я сильно переживала, что мне пришлось пропустить целый месяц школы. Школа была не абы какая, а экспериментальная, и я ее очень любила. Там, помимо обычных школьных предметов, девочек учили кройке и шитью, в котором я, к слову, не очень преуспевала, готовке и даже бальным танцам!