«Еще один незнакомец в моем доме».
Сердце ухнуло куда-то в район желудка.
Была глубокая ночь и никакого света, кроме уличного фонаря за окном. В черно-белых тенях ее собственной комнаты неподвижное молодое лицо незнакомца почти светилось иномирной белизной. Серые глаза, словно редкий хризоберилл, мерцали, отражая свет, но жизни в них было не больше, чем в том же камне. Волосы темные, но не черные, с призрачным намеком на какой-то более теплый оттенок. Зачесаны назад, открывая высокий лоб. И рот изумительной формы, бледно-красный, уголки изогнуты в слабом намеке на улыбку.
Поразительная красота и пугающая. Такова красота хищного зверя — ты видишь ее и воспринимаешь еще более остро, когда осознаешь, что между тобой и хищником нет спасительных прутьев решетки.
Ева едва дышала, захваченная этой страшной красотой. Захвачена настолько, что на какое-то время лишилась дара речи и способности соображать.
Свой взгляд, будто примагниченный к незнакомцу, она с почти физическим сопротивлением перевела ниже — с его лица на собственные ноги. Они лежали на подушке, взятой, похоже, из комнаты Алисы. Ногти на пальцах блестели влажным блеском, ровные и аккуратные настолько, что она их с трудом узнавала.
В педикюре Ева не разбиралась, а позволять кому-то их обработать страшно стеснялась.
— Ты недостаточно ухаживаешь за своими ноготками, — произнес незнакомец голосом глубоким, с богатыми переливами, от которого у нее забегали мурашки по коже.
В руке у мужчины она вдруг увидела кисточку от лака для ногтей.
«Он, что, делал мне педикюр, пока я валялась в отключке после нападения вампира? — подивилась девушка абсурдной реальности. — И где тот вампир?»
Она окинула комнату быстрым взглядом. Никого.
Вспомнила, как холодные руки душили ее в прихожей — ладонь сама собой легла на шею. Почувствовала легкий дискомфорт: кожа казалась чувствительней, и было немного неприятно глотать, но не более.
«Разве я не умерла?»
Она еще не забыла то мерзкое ощущение от нехватки кислорода, когда носоглотка горит от непереносимого давления, а из тела утекают все силы и сама жизнь.
Помнила Ева и голос, как по ту сторону двери кто-то требовал пригласить его. И она, кажется, все же пригласила.
— Ты вампир?
Теплая рука мягко, почти невесомо обхватила ее левую стопу, вызвав рефлекторное желание отдернуть ногу, пальцы пробежались по пятке в намеке на поддразнивание. Он дунул, склонившись над ее мизинцем и, подняв взгляд к растерянному лицу, широко улыбнулся. Показались кончики клыков.
У Евы испуганно дрогнуло сердце. Вот тебе и ответ.
Облизнув сухие губы, она снова спросила:
— А тот, другой вампир… ты его прогнал? — получилось неуверенно, почти жалобно. Ненормальный вампир пугал ее даже больше того, что напал.
— Прогнал, — едва заметно пожал плечами ее собеседник и вдруг прильнул щекой к ее стопе, не отрывая пристального, будто звериного, взгляда.
Жутко.
Его дыхание опалило ей кожу, проникло в кровь и, словно жидкий огонь, разлилось по венам.
Ева судорожно выдохнула и потянула ноги прочь от него. Мышцы спины мгновенно воспротивились попытке пошевелиться, хотя для избитой девушка чувствовала себя не так уж и плохо.
— Ты храбро защищала свою жизнь, — произнес вампир вкрадчивым, интимным шепотом. Таким голосом шепчут непристойности в постели, а не напоминают об отчаянной попытке выжить. — Сумела ранить Филиппа. Умница.
«Филипп? Тот, напавший на меня. Филипп, значит?»
— Почему он хотел меня убить? — окреп голос Евы. Узнав имя того, кто приходил за ее жизнью, она словно обрела почву под ногами. Этот странный вампир, казалось, был настроен дружелюбно, и Ева собралась с духом, уняв страх.
— Он, что, сумасшедший? — процедила она с надрывом, так и не дождавшись ответа.
— Да, — неподвижное лицо Измаила просветлело, и даже мертвые глаза наполнились неким странным удовольствием. — Именно, — кивнул он. — Филипп безумен. Он посмел обидеть мою девочку, — голос его стал низким и ласкающим. Ева отодвинулась от него еще больше.
Вампир поднялся, и, казалось, сама тьма шлейфом двинулась вслед за ним. Это красивое неживое лицо приблизилось к Еве, и она разглядела, что волосы его цвета красного дерева, но такого темного, тяжелого оттенка, что напоминали запекшуюся кровь — почти черные, но лишь почти. Они едва достигали плеча, мягкие и послушные, иначе у него не получилось бы так гладко зачесать их и уложить.
Читать дальше