Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

– Друг ты мой верный, душа ты моя родная, – устало прошептала Свобода, заглядывая Бурушке в глаза. – Не спрашивай, что со мною. Я сама не знаю…

Где-то под серым брюхом туч проплыла отстранённая мысль: а ведь она будто прощалась с верным другом. Сегодня ночью три чаши отвара либо убьют её, либо вынесут на ту грань сна, когда всё ей станет по силам, и она снова воткнёт в землю свой реющий стяг «Только победа».

Девушки плакали, глядя, как она вливала в себя отвар чашу за чашей. Свобода спокойно легла в постель и велела им тоже идти отдыхать.

– Нет уж, мы тут будем, – тихо и печально молвила Яблонька. – На случай…

Давящая тяжесть наваливалась на тело, плющила рёбра и не давала сделать вдох. Свобода словно в тесном каменном гробу лежала, не в силах шевельнуться… Сначала от невозможности дышать в ней встрепенулся и забился страх, а потом необходимость в воздухе вдруг отпала. Княжна с удивлением выскользнула из постели, обводя взором опочивальню и спящих вповалку девушек. Умаялись, бедные, с этими опытами неугомонной госпожи, подумалось ей с острым сочувствием. Сами из-за неё толком не спали уже несколько дней, вот и сморило их…

А перед нею стояла матушка, озаряя покои сиянием своих белых одежд. Светились её косы, излучая серебряные переливы, накидка лучилась ослепительным венцом вокруг её головы, а в очах расплескалось бескрайнее горе, отозвавшееся в душе Свободы пронзительным эхом.

«Что ты наделала, Свобода, что ты натворила, жизнь моя! Посмотри же!»

Свобода повернула свой взгляд в сторону постели и застыла в леденящем недоумении: там лежала она сама. Лицо её разгладил смертельный покой, а рука лежала на неподвижной груди… Но понимание пришло быстро, накрыв её спокойной неизбежностью. В своём новом состоянии Свобода владела чувствами и мыслями гораздо лучше, чем прежде. Значит, дыхание остановилось во сне, а девушки и не ведали – сами спали беспробудно.

«Дитя моё, как же я мечтала увидеть твою свадьбу, твоё счастье, – роняла матушка слезинки, и они скатывались по её щекам чистыми капельками горного хрусталя. – Но Ворон не смог отвратить судьбу… Мы не смогли…»

В потоках этой серебряной печали Свобода сама чуть не рассыпалась на тысячу хрустальных капелек, но внутри тлел неугасимый огонёк, призывавший не останавливаться и не смиряться. Оглядев свои прозрачные светящиеся ладони, Свобода, тем не менее, смогла взять ими матушку за плечи. Друг относительно друга они имели плотность, могли обниматься и держаться за руки, но другие предметы стали для них проницаемы.

«Матушка, ты не видала, куда батюшка спрятал моё колечко?» – задала Свобода вопрос, который якорем держал её в этом мире. Самое важное дело было у неё сейчас: найти кольцо. Всё прочее ушло за пелену тумана.

«Доченька, я привязана к ожерелью, – грустно прозвенел ответ. – Я не могу отойти от него далее, чем на три сажени… Ежели б я видела, я б сказала. Прости, ничем не могу помочь…»

Горечь зашелестела опадающими листьями, запела осенним промозглым ветром.

«Да что ж это такое? Неужели ты так и будешь отныне – как на привязи? – молвила Свобода. – У псов цепных и то больше воли…»

«Самое большое достояние в моей жизни – это ты, – кротко улыбнулась матушка. – Ты – моё благословение. Я счастлива быть рядом с тобою, радоваться твоим радостям и делить с тобою печали. Это самый сладкий плен, за который мне и свободу отдать не жаль. Я сама так хотела, а Ворон только выполнил мою просьбу. Хотя меня можно освободить, коли порвать ожерелье…»

Огонёк разгорался, становясь двигателем Свободы. Раздувая его в себе, она обретала летучесть и могла порхать по комнате, как бабочка.

«Я отпущу тебя, матушка, – засмеялась она. – Ты была рождена, чтобы быть свободной, негоже тебе томиться, словно в заключении! Погоди, вот только разузнаю, где колечко!»

Подпитывая решимостью свой внутренний двигатель-огонёк, она помчалась быстрее мысли в опочивальню отца. Ни стены, ни двери не были для неё преградой. Отец спал на спине, а на шее у него что-то висело: под рубашкой проступали очертания ключа. «Ага!» – осенило Свободу. Уж не от тайного ли ларчика ключик?

Она схватила князя за плечи, но её руки погрузились в его тело, словно в воду. Потянув, Свобода наполовину извлекла из него светящегося двойника отца, который ошеломлённо хлопал глазами, озирался и мычал.

«Где моё кольцо? – грозно обрушилась на него Свобода. – Говори, а то душу вытрясу!»

Она делала это в буквальном смысле, встряхивая отца-призрака за плечи.