– Ну, давай рыбачить, что ли…
Да, Смилина умела без особых околичностей переходить от нежностей к делу.
Они забросили удочки. Малейший звук мог спугнуть добычу, и Свобода довольствовалась только тёплым соприкосновением, «чувством локтя». Холод окружающего воздуха отступал в волнующей близости к большому, как гора, сильному телу Смилины. Непоседливое желание обнимать, целовать и тискать пищало в девушке, но она, под впечатлением от величественной рассветной тишины и примера женщины-кошки, укрощала в себе нежность, откладывала её на потом. Это стоило ей больших усилий, но постепенно она вошла во вкус и даже ощутила расслабляющие чары покоя.
У Смилины клюнуло, и она молниеносно подсекла. Вскоре на песке трепыхалась большая серебристая рыбина с тёмными пятнышками на боках. Засмотревшись на роскошную добычу, Свобода чуть не пропустила свою поклёвку, но Смилина толкнула её под локоть:
– Подсекай!
У девушки рыба сорвалась. Раздосадованная, она надулась и села на песок.
– Ну, чего ты? – Смилина невозмутимо закинула свою удочку. – Рано отчаиваться, ещё клюнет. Забрасывай.
Собравшись с духом, Свобода последовала её примеру. Благостная тишь и осенняя свежесть нарождавшегося утра уносили её в детство, когда они со Смилиной вот так же удили рыбу на этом самом озере. Почти ничего не изменилось в её ощущениях: женщина-кошка была такой же спокойной и задумчиво-отстранённой, но не до скукоты. Когда Свободе начинало казаться, что серый ком зевоты уже близок и всплывает ленивым пузырём из груди, как вдруг в глазах Смилины мелькала какая-то искорка, и сердце девушки тут же оживало, как щенок, которого поманили игрушкой. Озадаченная, она всматривалась во внешне бесстрастные черты оружейницы и гадала: неужто подмигнула? Или почудилось в утреннем сумраке?
Опять у Смилины клюнуло, и опять беспроигрышная подсечка. Вторая рыбина легла рядом с первой, а на крючок Свободы рыба, казалось, совсем не обращала внимания. Может, наживка ей не нравилась? Теряясь в догадках, девушка ждала, уныло уставившись на поплавок.
…Уже четвёртую рыбину выудила везучая Смилина, а у Свободы как было пусто, так и оставалось.
– Да ну, – кисло махнула рукой девушка, вставая с места. – Я так не играю.
– Уже сдалась? – Ласковая усмешка пролегла в уголках глаз оружейницы.
– Озябла я уже что-то, – поёживаясь, ответила та. – Я по-другому буду ловить.
Она вытащила из кустов лёгкую лодочку, сшитую из древесной коры. Место в ней было только для одного седока. Захватив лук и стрелы, Свобода отплыла от берега, а Смилина осталась с удочкой позади. Сердце тихонько шептало, что не ради рыбы она сюда пришла, но самолюбие говорило во весь голос. Она не могла уйти с рыбалки ни с чем, не могла показать себя в глазах Смилины неудачницей! Свобода всегда хотела быть во всём первой. Ну, если уж не первой, так хотя бы не последней. «Хоть одну да добуду», – упрямо думала она.
Челнок скользил бесшумно по зеркальной глади воды, в которой отражалась холодная заря. Стоя в лодке, Свобода время от времени гребла длинным веслом то с левого борта, то с правого, а сама высматривала рыбу. Плыть так пришлось довольно долго, что тоже требовало терпения, а также равновесия, но это – совсем не то, что сидеть на песке и мёрзнуть! В крови струился охотничий азарт, к щекам прилил сухой маковый жар. Вот под сонной рябью мелькнуло серебристое и длинное, чешуйчатое тело… Девушка натянула лук. Бульк! Стрела вошла в толщу воды, и вскоре пронзённая рыбина всплыла на поверхность.
– Ага! – возликовала Свобода. – То-то же!
Но незамедлительно разделить радость от своей удачи было не с кем: Смилина сидела далековато… Впрочем, всмотревшись, Свобода не нашла женщину-кошку на берегу. Трезвый рассудок подсказывал: «Она всего лишь ушла за дровами для костра», – но живущее только чувствами сердце билось в тревоге. Старая рана, нанесённая ему расставанием, заныла холодной, туманно-тоскливой болью.
Девушка поспешно направила лодочку к берегу. Удочка Смилины лежала на песке со смотанной леской, а рядом серебрились чешуйчатыми боками пять рыбин – три крупных и две помельче. От сердца отлегло: если всё на месте, значит, отошла ненадолго… Свобода добавила к добыче Смилины свою и подошла к Бурушке, уткнулась в его тёплую шею. Конь ласково и отзывчиво заржал, точно спрашивал хозяйку: «Что случилось?»
– Да так, Бурушка, ничего, – вздохнула Свобода, стаскивая шапку и вытирая мехом свои озябшие влажные ноздри, шмыгнула. – Когда она уходит, я боюсь… Боюсь, что она не вернётся. Как в тот раз.
Читать дальше