Тори Халимендис - По ту сторону тьмы

Я понимаю, на что намекает незнакомец. Разобранная постель приковывает к себе мой взгляд, не желает отпускать.

— Закрой глаза, — теперь в его голосе явственно слышатся повелительные нотки. — Закрой глаза покрепче.

Я не хочу, не собираюсь подчиняться, но глаза закрываются сами собой. И тогда незнакомец медленно поворачивает меня к себе и кладет ладонь на мой затылок, заставляя запрокинуть голову. Вторая рука лежит у меня на спине, прижимает к сильному мужскому телу. Даже через одежду я ощущаю его жар и непроизвольно облизываю губы.

Я и сама уже не знаю, страшусь ли я поцелуя или хочу его. Сердце сладко замирает, разум предпринимает последнюю попытку вернуть контроль над телом, но сдается. Мне уже все равно, что я даже никогда не видела лица держащего меня в объятиях мужчины. Сухие горячие губы осторожно прикасаются к моим. Первый поцелуй получается почти невесомым — лишь легкое касание. Но уже через мгновение незнакомец сминает мои губы своими, властно проникает языком мне в рот, вжимает меня в свое тело. В ушах шумит, голова кружится, ноги подкашиваются, и я изо всех сил цепляюсь за свою единственную опору в шатающемся и рушащемся мире — крепкие мужские плечи. Кровь вскипает в жилах, и я подаюсь навстречу, сама льну теснее, жадно отвечаю на поцелуй. В нем нет нежности, только грубая, какая-то болезненная страсть. Пальцы сжимаются все крепче, впиваясь в тело через одежду. Мужская ладонь на моем затылке оттягивает волосы так, что мне становится даже больно — но боль эта сейчас сладка и желанна. Мне не хватает воздуха, сердце бешено колотится в груди, но я не в силах разорвать поцелуй. Рука незнакомца спускается с моей талии ниже, подхватывает меня, приподнимет и прижимает еще крепче — хотя, казалось бы, крепче уже просто невозможно. Я чувствую возбуждение целующего меня мужчины, но оно не пугает меня, а отдается жаром желания в моем теле. Мне уже безразличны имя и внешность незнакомца, я знаю одно — я хочу этого мужчину. Нет страха, нет стыда, есть лишь безумное наслаждение от его рук и губ. Я всхлипываю, когда поцелуй наконец-то прерывается… и просыпаюсь.

***

Я прижала ладони к пылающим щекам. Сон был таким ярким, таким правдоподобным, словно все случилось наяву. Губы горели, будто от страстных поцелуев, а тело сводило сладкой судорогой желания. Я даже почувствовала досаду из-за того, что не смогла досмотреть сон до конца. Интересно, увидела бы я лицо незнакомца? Позволил бы он мне открыть глаза и посмотреть на него? Мысль о том, что я была готова отдаться неизвестному, заставила меня вспыхнуть снова — теперь уже от стыда.

— Все равно это только сон, — громко сказала я, успокаивая саму себя. — Наяву ничего подобного никогда бы не произошло.

И все равно сон пугал меня. Ранее ни одному мужчине не удавалось вызвать во мне столь сильную волну возбуждения, начисто сметавшую все возражения рассудка. Я даже немного гордилась тем, что способна контролировать себя в любой ситуации. А за последнее время по моей самоуверенности были нанесены сокрушающие удары: сначала Благодатным, который без особых усилий смог повергнуть меня в панику, а теперь незнакомцем из снов.

— Это ничего не означает, — твердо произнесла я. — Никто не может контролировать свой сон. Мне все это только приснилось.

Звук собственного голоса немного отрезвил меня, и я вспомнила еще одну деталь, полустертую из памяти жарким поцелуем. То, с чего все началось. Медальон на прикроватном столике.

Я закрыла глаза в попытке вспомнить в деталях, как выглядел амулет. Нарочито грубо сработанный золотой овал из переплетающихся нешироких полос украшали неправдоподобно огромные рубины. У меня не было возможности рассмотреть медальон как следует, но я была уверена, что камни в нем — настоящие. Там, во сне, я была твердо убеждена, что пришла за своей вещью, что амулет принадлежит мне. И пусть незнакомец упомянул, что медальон опасен, я знала, что своей настоящей хозяйке он не причинит вреда.

"Настоящая хозяйка". Что-то в этих словах царапало меня, заставляя повторять их снова и снова. Непроизвольно я сжала правую руку в кулак и потрясенно охнула, вспомнив сон об осенней ночи на холме у леса — самый первый особый сон, привидевшийся мне. Тогда я крепко сжимала в ладони некую вещь, царапавшую острыми гранями кожу. Что, если это и был медальон? Медальон, принадлежавший мне как наследнице рода дель Лерой? Медальон — внезапно осенило меня — отнятый у Алексии Благодатным Эрихом, но вернувшийся к хозяйке?