Он расставлял чашки.
Тени от огня в печи весело прыгали по стенам. Отблески пламени сверкали в расставленных на полках колбах и склянках.
Фредерик, нахохлившись, сидел в углу, потерянный и равнодушный ко всему. На появление сестры он никак не отреагировал.
– Что с ним? – шепотом спросила Флоренс.
– Я не знаю, – сдержанно ответила Гемма, и по этой сдержанности Фло поняла, что волшебница переживает.
Они молча сели за стол. Бартомиу тут же придвинул им чашки с ароматным травяным настоем. Флоренс наклонила голову к чашке, принюхалась и невольно застонала от удовольствия. После мороза горячий чай был просто великолепен.
– А эффект будет такой же, как в прошлый раз? – спросила девушка, уже смирившись с этой мыслью. Хоть Флоренс и пришлось сразу лечь в постель, зато Гема ухаживала за ней. Это было незабываемо. Только кто будет ухаживать за самой Геммой?
– Какой эффект? – выпрямился, насколько это было возможно, всегда сутулый Бартомиу, отбросив седую прядь с лица.
В выцветших глазах весело поблескивали огоньки.
– Как будто душа отделяется от тела, – завороженно глядя на старика, произнесла Флоренс.
– Охо-хо, – рассмеялся Бартомиу. – С тобой что-то случилось тогда. Зачем винить мой чай?
– А что со мной случилось? – нахмурилась Фло.
Старик совсем по-детски покосился в этот момент на Гемму.
– Ты же влюбилась, – заговорщически подмигнув девушке, прошептал он.
– Но я никому не говорила, – подавшись вперед через стол, так же прошептала Флоренс. – Откуда все знают? И какой смысл любить в вашем Поднебесье, когда мне и поцеловать любимую нельзя?
– Любовь слишком значимое событие здесь, чтобы пройти незамеченным. И кто тебе сказал такое?
Бартомиу сел за стол рядом с Геммой. Словно специально, чтобы она слышала каждое слово.
– Ансельм, – ответила Флоренс, поглядывая на волшебницу.
Та молчала, но с интересом следила за разговором. Серые глаза Геммы казались в темноте, нарушаемой только светом огня из печи, огромными и полными тайны.
– Ни в коем случае! – почти закричал Бартомиу. – Ни в коем случае!
Зельевар отчаянно замахал высохшей рукой, на которой широкий рукав развевался как флаг.
– Так и до отказа от желаний дойти не долго. А от желаний отказываться нельзя! Это отказ от следования Закону. Как еще Он будет говорить с тобой, как не через самую глубину твоего сердца?
Флоренс аж присела на стуле, словно пытаясь спрятаться от метавшего молнии гневного взгляда старика.
– Желания нельзя топтать, надо их трансформировать. Делать выше, – уже вполне миролюбиво закончил Бартомиу, садясь на свой стул.
– Что вы все «выше-легче»? – вдруг возмутилась Фло. – Как будто хотите научить меня летать!
Бартомиу посмотрел на неё так, словно она вдруг разгадала его тайный замысел. Он даже опустил на мгновение глаза в стол, а на лице его появилась смущенная и какая-то неестественная улыбка.
– А может, и хотим? – примирительно забормотал старик. – Ты попей чайку-то. Ох, и буйные нынче новички.
– Полно тебе, Бартомиу. Флоренс давно уже не новичок, – заговорила Гемма, обращаясь к старику. Она ласково накрыла его морщинистую руку своей, маленькой и белой.
– А я не про твой цветочек, – сообщил зельевар.
– Ты про Мартина? – спросила Гемма, встревожившись.
– Про него родимого, – кивнул Бартомиу, опуская сухарь в чашку с чаем.
Флоренс повернула к нему голову и приготовилась слушать с почти победной улыбкой на лице. Новички наступают! Еще один строптивый появился. Разве это не радость?
– Зашел вчера к ним в прозекторскую. Мартин отчитывал Прозерпину за то, что та покрасила волосы.
– Прозерпина покрасила волосы? – хором спросили Гемма с Флоренс.
– В клюквенный цвет, – сообщил Бартомиу, многозначительно поведя седыми лохматыми бровями.
Не понимая еще полностью, в чем смысл услышанной вести, Гемма с Фло переглянулись. Переглянулись так, словно это касалось их тоже. Хотя ни одна не могла бы сказать точно, как именно это их касалось.
– По Закону перед тем, как получить большое счастье и любовь, – начал вдруг говорить Бартомиу, отрешенно глядя на плавающий в чашке разбухший белый сухарь, – человек должен это счастье сначала потерять. В меньшем размере, конечно. Но должен принести жертву. Потому что любовь – это всегда умение жертвовать.
Флоренс не сдержалась и фыркнула.
– Что? – поднял на неё глаза зельевар.
– Каково же должно быть вознаграждение, если потеря нестерпимо велика?
Читать дальше