Анатоль Козлов - Ладонь на плече

— Зачем детей сюда привели? — схватил Вирун у своих ног мальца. — Зачем им такое зрелище? — Малыш ловко вывернулся из пятерни Вируна. — Кто приказал пацанов пускать на казнь?

— Как кто? Всегда староста приказывает. Да и это не просто зрелище, как ты говоришь, а наука для наших наследников. Нас с тобой в их возрасте тоже приводили. Или тебе мозги громом отбило? А, понял, — заулыбался черно­головый красавец. — Это ты все играешь, память тренируешь. Ну, давай, давай, совершенствуйся. Все равно не этим летом, так следующим заменишь Кузьму. Будешь выводить быка на распутниц. Доля у тебя такая, Вирун. От нее никуда не денешься. Сочувствую, конечно. Если не повезет тебе, то и помрешь бобылем. Ни разу не заглянешь в жаркую пещеру. Палач никог­да дурничку замужнюю не найдет, чтоб потешиться, а нетронутые девчата навряд ли выберут тебя для жизни. Вот оно как, Вирун, куда ни кинь, всюду клин. — Глядя на красавчика, нельзя было понять: сочувствует он другу или издевается.

Вдруг толпа оживилась, двинулась вперед. Мужчины отыскивали взгля­дом своих жен, молча подходили к ним, брали за руку и, поставив перед собой, легонько подталкивали, мол, гляди, милая, во все глаза, что и с тобой может случиться, если вдруг захочется попробовать плод с чужого дерева. Может, он и в самом деле более сочный да ядреный, но — чужой. Не забывай­ся, чтобы не оказаться на площади позора под напором сытого быка, который располовинит твою чесотку до самого пупка.

Вирун увидел, как со двора Кузьмы вывели молодую красивую женщину в длинной мешковатой одежде, как двое жилистых мужиков вынесли отку­да-то деревянный станок, поставили на возвышении площади, как содрали с простоволосой грешницы одежду и, поставив на станке на колени, крепко привязали кожаными путами за ноги и руки. Услышал Вирун и рык: глухой, похотливый, холодящий кровь рык могучего животного, которое предчув­ствует не свою кончину, а кончину человеческой души.

На минуту толпа притихла. Стало слышно, как гудят в воздухе оводы и слепни, которых солнце не загнало в прохладу листвы деревьев или в густое разнотравье.

«Нет, не могу я допустить издевательства над женщиной! Боже наш милосердный, какое же это варварство и дикость, какая бесчеловечность и зверство! Этого не может быть в природе. Не способны люди на такое извра­щение!»

Вирун изо всех сил пытался пробиться сквозь толпу к краю площади, на которой вот-вот должна была состояться экзекуция. Он протискивался между потными телами поселян, которые, казалось, нарочно не пропускали его, крепкой и нерушимой стеной отгораживали от места казни, места пре­ступления.

— Ну, куда, куда ты лезешь? — услышал он над самым ухом. — Охолоди свой пыл. Ничего сделать не сможешь. Бессилен ты перед приговором судь­бы. Ее не перепишешь заново. Твоя ниточка жизни уже вытащена из кудели и спрядена невидимыми силами и уже скручена на веретено. Ты, Вирун, посторонний наблюдатель. Не дано тебе вмешаться в ход событий. — Вирун одышливо повернулся на голос. Рядом стоял черноголовый красавец и улы­бался. Улыбка на его лице напоминала застывшую, окаменевшую маску.

— Успокойся. Ты и твои, если повезет, наследники все равно будут карать распутниц быком, — черноголовый, кажется, молчал, но Вирун слышал каж­дое не произнесенное им слово

— Кто ты? — он не мог сдержать себя. — Ради чего и зачем испытываешь меня? Чего добиваешься от моей изболевшейся души?

— Я твой двоюродный брат только и всего, — не переставал улыбаться черноголовый. — Поверь, ничего мне не надо от тебя. Я, как и ты, пришел посмотреть на казнь блудницы. По распоряженнию старосты. Как все они, — он неторопливо повел головой справа налево и в обратном порядке. — Все когда-то с чего-то начиналось. Верность, преданность, самопожертвование, чувство родовой принадлежности, все имеет свои корни. Объясняю простые истины. Однако на ком-то все должно и остановиться, получить свое логиче­ское завершение. Вот видишь, и я умею играть в твою игру забывчивости. Не надо похвал, просто — я хороший ученик, а ты — неплохой учитель.

— В чем смысл сегодняшнего действа? — не стал дослушивать собесед­ника Вирун. — Я не из вашей среды, даже не знаю здесь никого. Все эти люди чужие для меня, как и я для них.

— Неужели? Ошибаешься, дорогой, — перебил Вируна черноголовый. — Если у тебя хватит мозгов и немного терпения, то до всего дойдешь своим умом. Разберешься в примитивной головоломке. Нет, не в головоломке, а в задачке с одним неизвестным. Хотя все составляющие в задачке известны.