Gradinarov - bratia

Она говорила, а по щекам скатывались слезы, густея на морозе.

Екатерина чувствовала себя виновницей ее слез, а как утешить – не знала. Она смотрела ей в глаза и растерянно перебирала бахрому своего платка.

– Ой, что же я наделала! Я виновата во всем!

– Знаешь, есть слезы радости и слезы горести. А сейчас они слились вместе, как Дудинка с Енисеем. Горе пересилило. Сдержать их не могу.

Маша поправила шапочку, спрятав выбившиеся волосы, вытерла слезы:

– Да полно. Судьбы бы тебе благосклонной. Один раз живем.

Екатерина смотрела куда-то вдаль, за остров Кабацкий, где в снежном мареве сливался с горизонтом наволочный берег Енисея. Смотрела, сузив веки, будто прослеживая будущую судьбу. Потом спохватилась:

– Ой, пора! Жду вечером. Вперед, Полкан!

Пес нехотя двинулся за хозяйкой.

*

В горнице за столом, обложившись бумагами, сидели Киприян Михайлович и Алексей Митрофанович. Над головами висела обрамленная стеклярусовым ободком люстры керосиновая лампа с потрескивающим фитилем. Стучали костяшки счетов. Сидельников открыживал в амбарной книге сверенные товары.

– Сутяжничать с нами никто не будет? Особо по тульским ружьишкам. Там ушлый купчина сидит. С каждого ствола слупит по лишнему гривеннику. Михайлов – еще тот хват.

– Насчет «Зауэра» я приценялся. Не прогадали. Брал дешевле, чем в Томске. Двустволки, бескурковки. Там одна насечка на прикладе чего стоит. Могут немцы ружья делать! А тулки – за милую душу тунгусы берут. Сутяги не будет.

– Ну, дай бог! А то суды да пересуды не один рубль вытянут. Надеюсь на тебя, Алексей Митрофанович!

– Стараюсь, Киприян Михайлович! Только по моему арсеналу прибыли будет тыщ пять.

Сотников пристально посмотрел в плутовские глаза приказчика. Тот сидел не моргая, стараясь выдержать взгляд хозяина.

– А пороха бездымного в достатке?

– Хватает! Даже пудов десять лишку взял. Боялся, вдруг подмочут али еще что. Теперь все в амбарах, все описано.

– На Хатангское готовишь товар?

– Готовлю! Упряжек тридцать только под ружья да порох.

– Толково! Хвостов передал, там бескурковки ждут. Они, говорят, надежнее кремневок.

Сотников потянулся, поднялся из-за стола и убавил огонь в лампе.

– На сегодня – шабаш. Езжай на капканы. Потом еще раз кой-какой товар сверим. Давай уж заодно и почаюем.

Часы пробили полдень.

– Катя! – кликнул Сотников. – Ты рыбки из тузлучка подай, кулебяку с муксуном да иноземную бутылочку за удачную сверку.

– Все готово! Даже самовар свистит! – озвалась она из кухни.

– Помочь, Катя? – вызвался Киприян Михайлович.

– Не надо. Я сама накрою.

Сидельников удивленно приподнял брови.

– Что-то я не понял, Киприян Михайлович! – нагловато спросил он. – Не мужичье дело – на стол подавать.

– А тут и понимать нечего! Женюсь я на Катюше – все и разумение. Ты уже детей кучу нарожал, а я в бобылях хожу. Я что, по-твоему, не мужик?

– Не мужик, а казак. Не казак, а урядник.

– Вот, вот. Наследники нужны. Катерина в этом деле поможет.

– Давно бы так! Дело большое держите, родней обросли, а своей семьи нет… Похвальная задумка. Отец Даниил благословит да и тестем станет!

– Ладно, Алексей Митрофанович! Ты не учиняй здесь советы… Мне неловко будет перед Катей за твою тарабарщину. Лучше ешь сытней да молчи мудрей. Проку больше будет.

– Я и так в амбаре – один да один. Окромя собак, на службе и поговорить не с кем. Лишь товары осматриваю да отсчитываю.

– По делу говори, а без дела – нишкни. В амбаре иль на охоте сам с собой посудачь, – засмеялся Сотников.

Сидельников заерзал на стуле. Не такой он человек, чтобы молчать, тем более на досуге. Когда он увидел идущую с подносом будущую хозяйку, то ощутил, как какая-то неведомая сила подняла со стула, выпрямила, а потом согнула в низком поклоне перед кухаркой. Екатерина от неожиданности остановилась и увидела лысеющее темя приказчика.

– Алексей Митрофанович, ты рехнулся? – поставив поднос с кушаньями на стол, всплеснула руками. – Перед хозяином шапку не ломаешь, а тут – поклон.

Киприян Михайлович захохотал, сложив руки на груди.

– Эка ты бестия, Сидельников! Даже к учтивости приучен! За тобой такого не замечал. Холуйством от тебя веет. Вот я и думаю: казак ты или лакей. Или нос по ветру приучился держать, как олень пугливый. Ой, бойся ты себя такого! Страшись таких деяний! – похлопал он приказчика по плечу. – Но коль кровь у тебя давно подпорчена, то поклонись ей еще раз. Привыкай, душа холуйская. Но еще раз увижу – плетки не миновать твоим бокам! Понял?