Gradinarov - bratia

– Понял. Возьми бинокль с собой.

Палатку развернули быстро. Наломали мягкого ивняка, покрыли им песок внутри палатки. Развернули и расстелили спальные мешки, а посередине поставили одну санку. Киприян Михайлович достал из вещмешка трехрожковый подсвечник и поставил на иряку. Зажег две свечи:

– Иди, Александр Петрович, погляди. В палатке от двух свечей светло. Можно даже кое-что и записать. Правда, мы купцы, а не топографы, но местность придется зарисовать. Ученые тут нужны в первую голову.

– Конечно, Киприян Михайлович, утрясемся – запишем. Надо посчитать, сколько рек и ручьев по пути от Енисея до этих гор. Выяснить, где залегают пласты. Реки разведать на заход судов. А потом уж заявлять это месторождение. Работы тут на десятилетия, а жизнь не так и длинна. Может, возьмем ружья да прогуляемся. У меня уже зуд.

– Не терпится тебе, Александр Петрович! Со мной то же самое было, когда попал сюда. Думал, вдруг рядом с медью и золотишко заблестит. Походили, поискали, песок в реках смотрели, но так и не нашли. Правда, я не успокоился, но и не огорчился.

Они надели надоевшие за дорогу и пропахшие дегтем и потом накомарники, взяли ружья и бинокли и двинулись вдоль Угольного ручья. Хвостов предостерег:

– Ходите так, чтобы палатка все время в глазу была, а костер зажгу – дымок ищите. В тундре много одинаковых мест, плутать можно. Не расходитесь. Теряться станете – стреляйте! Завтра на олешках смотреть будем.

И они медленно двинулись к нависшему над долиной утесу.

– Давай Медвежий Камень осмотрим! – предложил Сотников. – Вон, гляди, угольные осыпи.

Оба увидели: северный край горы, словно поясом, перетянут угольной осыпью. Она расширялась книзу и тянулась по склону ущелья на юг.

– Пойдем ближе к ручью, авось там уголек лучше видать, – предложил Сотников.

Ущелье неглубокое, но обе его стороны закрыты углем, доходящим до дна. Местами, сквозь осыпи, выдавалась порода, тусклым цветом выпадавшая из привычного восприятия угольных залежей.

– Киприян Михайлович, смотри, порода. Метра три толщиной – не меньше. Как в Хакасии. Ее даже топка парохода не может сварить. Но рубить ее придется, чтобы уголь достать.

Обогнули гору с западной стороны. Шли, считая каждый шаг, чтобы хоть на глазок определить площадь угольных выходов. Смотрели в бинокли. Почти от вершины горы и до подножия блестела на солнце осыпь.

– Пожалуй, две с лишним версты, – подытожил Киприян Михайлович.

Соседняя, к востоку, гора состояла почти целиком из каменных выступов, а между ними лишь кое-где виднелась угольная пыль.

– Вроде такая же гора, а угля почти нет. Зато глянь на эту породу с примазками медной зелени и сини.

Кытманов поднял с земли камень.

– Тяжеленный. Металлом отдает по плотности. Это, вероятно, и есть медная руда с примесью. Зелень как раз на медь смахивает. Окислилась. Эх, рудознатца бы сюда! Ну, мой друг, хоть крути, хоть верти, а уголь и медь здесь имеются. Завтра обнюхаем еще две горы. Может, и золотишко попадется.

– Не торопись, Александр Петрович! Дела в спешке не решишь. Это не пароход строить с английским паровиком. Тут каждая ошибка не в одну копейку влетит. Ни я, ни ты – не доки. Грамотеи нужны. Может, сначала начнем кустарями. Там втянем и других. Медь для России нужна не меньше золота.

– Нужна-то нужна, но ведь каждый пуд станет втридорога. Выплавь да доставь куда надо. Найдутся ли покупатели? А качество?

– А из Америки ближе и дешевле? Не верю. А не дай бог война? Иноземцы откажут. В Крымскую медь не дали! Все контракты разорвали. А без меди сейчас – и война не война.

– Понимаешь, пугает меня эта пустыня. Даже, когда сквозь льды пойдут пароходы, меня это уже не обрадует. Далеко залежи от Енисея. Чугунка потребуется. А по болоту ее еще никто и нигде не тянул. Даже Николаевская обходила и озера, и болота. А здесь и обходить нечего: вся тундра – топь. Везде насыпь нужна.

– Я не понимаю, Александр Петрович. Я ведь чугунки в жизни не видел.

– Увидишь. Доведут до океана. Уже до Урала дошли, а там – Красноярск, Иркутск. Забузят гужевики без работы!

– Зря ты, Александр Петрович! Лошадки останутся завсегда. В тайгу железку не поведут, а конь хоть где пройдет.

– Поведут. И в Енисейске она будет. И до Дудинского дойдет. Было бы что возить. Пароход на Енисее только летом полезен, а паровоз на погоду не смотрит. Правда, заносов снежных боится. А так ему только дрова, уголь да мазут подавай. И попыхтит он туда, куда путь железный ведет.