Gradinarov - bratia

Шаман снова глянул на затаившуюся бабушку Манэ. Та зло зыркнула слезящимися глазами на Инютина:

– Говори, говори, свежий человек, да не заговаривайся! Скажи, сколько уж долган и юраков крестили?

Инютин скривил губы:

– Я что, отец Даниил?

– А я знаю. Полтундры! А из нганасан – один Хвостов. Да и то он давно обрусел. Мы его за своего не считаем, хотя таких мудрых и смышленых среди нганасан больше нет. Из него бы великий шаман получился, сильнее Нгамтусо. Ну, зато теперь богат, вслед за Сотниковым. Жаль, что Мотюмяку покинул наш род. Его ум у нас в цене, богатство – нет!

– Не только он крещеный. И Варвара, жена, и два сына, – поправил старуху Степан Варфоломеевич.

– Ну, того я не знаю! – зло ответила бабушка Манэ. – В Дудинском все бывает. Живете по своим законам и желаниям. Священнику, отцу Даниилу, никто не указ. Венчает брюхатую дочь с Киприяном Сотниковым. Через три месяца она младенца рожает. Зачали его во грехе, отчего Бог его и прибрал. Мы хоть в тундре живем, а грехи ваши знаем. Не только нас, нганасан, но и вас Бог не всегда милует. Грешники равны перед Богом.

Буторин покосился на Инютина, моргнул, вот, мол, бабка разошлась – не остановишь! А старухе ответил:

– Богу сверху виднее, кто праведный, кто грешен. Кто-то за жизнь отмолит грехи, а кто-то усугубит. Право судить дано лишь Господу, а не нам с вами. Как сказано: не судите, да не судимы будете!

Старуха встряхнула головой, откинула седые пряди назад, освободила глаза и пристально всмотрелась в управляющего.

– Видишь, ваш Бог запретил судить друг друга. А вы грешите, моете косточки всем, кто на язык попал. Вы, кроме «Отче наш», ни одной молитвы не знаете. А у нашего шамана камлания на все случаи жизни. А кресты – на храмах, на груди и у ног покойного! Зачем два креста покойному? Нагрудный есть, пусть и охраняет живого ли, покойного ли от козней шайтана. Ваша церковь запуталась, как прожорливый налим в сетях.

Ее худое, щупленькое тело, скрытое дырявой паркой, вздрагивало, покачивалось, даже подпрыгивало в завязавшемся споре. Громадина Буторин возвышался над ней, как пароход перед лодкой.

– Неправду говоришь, бабушка Манэ! У нас много молитв, да по скудоумию не знаем! Но «Отче наш» – главная. Как только тяжело или беда случится, сразу Бога славим и просим избавить от лукавого. А в остальном надеемся только на себя. У нас Бог такой же человек, как все, а не какие-то ваши идолки деревянные. Их и духами назвать нельзя, коль рождаются ножом из лиственницы.

Шаман ошкерился, взял за руку Степана Варфоломеевича.

– На нашу веру не наступай! Ты ее не знаешь и не суди опрометчиво. Вы просите Бога избавить от лукавого, но не от своих лукавств. Федор Кузьмич видел мое камлание, до сих пор помнит. Поверил кое во что. Так и люди мои. Они верят мне, а я через духов довожу их веру в Верхний мир.

Буторин отстранил руку шамана:

– Ладно! Я не хаю вашу веру. Я лишь сказал, чем отличается православие от язычества. Но, наверное, не убедил. Каждый волен иметь свою веру, свое божество. Для одних божество – свинья, для других – корова, для третьих – гагара, для четвертых – богочеловек. Был бы рядом Хвостов, тот бы вам рассказал о православии. Пора идти штольню приступом брать. Приходи, великий шаман, взгляни на творение рук людских!

Гости поставили чайные кружки вверх дном. Бабушка Манэ с огорчением восприняла прерванный разговор и почти вдогонку выпалила:

– С этой горой у вас ничего не получится. Киприяну подставит ногу Петр. Его зависть сгубит и Киприяна, и Катерину. Передайте старшему Сотникову, бабушка Манэ никогда не ошибается. По-вашему грех наперед жизнь знать, но хотела бы беду отвести от Киприяна. Слишком он мне по нраву.

Степан Варфоломеевич с Федором Кузьмичом улыбнулись на пророчество старухи. Но в душе каждый вспомнил о скрытых от посторонних глаз междоусобицах Сотниковых. Им непонятно было, почему Петр с прохладцей относился к руднику. Сам ли уклонялся от важных дел или отстранил старший брат. При последнем приезде купца они заметили в глазах какую-то горечь и досаду, почувствовали некую недосказанность. Киприян Михайлович не упоминал брата, несмотря на то что речь шла о деньгах, к которым был причастен и Петр. Спросить о Петре было неловко. А купец о личных тревогах, кроме рудничных, помалкивал. Пророчество колдуньи обратило мысли Буторина и Инютина к братьям Сотниковым. Не сказали они старшему об опасениях старой нганасанки. Но поняли, есть нелады между Киприяном и Петром.