Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

Так никто и не узнал о моем "положительном" отношении к фильму "Обвиняются в убийстве", в том числе, к сожалению, и его сценарист Леонид Данилович Агранович.

Ближе к финалу нашего журнального сотрудничества Сурков сказал удивленно: "Недавно, кажется, пришли, а уже впору книжку собирать!"

"А что, - нагло подумалось мне, - если сам Сурков так считает, надо попробовать". И отнес заявку на сборник статей в издательство "Искусство". Там ее приняли. Через положенный срок книга вышла, в твердой обложке - "Адрес - твой современник". Половину объема составили рецензии, опубликованные в "Искусстве кино", остальное написал специально. Завершала сборник та самая статья, которая уже поминалась: "Недетские заботы детского кино". Добралась, наконец, и до книжной полки.

Но так и останутся погребенными в старых подшивках журнала мало кому теперь интересные заметки о кинофестивалях, на которых доводилось побывать как специальному корреспонденту. После каждого - то ли обзор, то ли очерк, то ли путевые заметки. Забыты фильмы, бесследно растворились многие имена. Пружина времени разжалась, иссякла былая энергия. И все-таки, мне кажется, те очерки и заметки, как ни кинь, остаются вполне документальными свидетельствами давно прошедшего. И по тому, что в них заключено объективного, и по отражению в них личностного, авторского. Ведь и автор со всеми его недостатками и возможными достоинствами порожден своим временем, был рекрутом его, старательным, порой незамысловатым, но все-таки искренним. И в этом смысле он уже и сам по себе "документ"...

Были в тех очерках особенности, которые не отделимы от времени их создания. Их можно назвать типическими. Сколько бы ни было в тех писаниях живых деталей, свежих наблюдений, точных словесных находок, а заканчивались они практически одинаково: ритуальным политическим звоном, словесными формулами, без которых сочинение нельзя было бы признать "политически зрелым". В моем случае это или "глубокое и искреннее понимание животворящих сил революции" в финале заметок о VIII Варненском кинофестивале, или - "новое, социалистическое искусство ГДР растет, обогреваемое вниманием народа, партии" в репортаже со студии ДЕФА, или заявление о том, что кинопрограмма Лейпцигского кинофестиваля "еще раз показала и с новой силой подчеркнула, что Ленин жив, что он - знамя в борьбе человечества за свое счастье".

Уснащение даже дельного текста подобного рода идеологическими штампами, политическими подпорками, лозунговыми костылями считалось обязательным, это, если хотите, в определенном смысле становилось даже гарантией твоего существования в профессии.

Для штатных работников прессы эти "условиях игры" были обязательны и безусловны, это не обсуждалось. Царила иллюзия несокрушимости и системы, и ее идеологического порядка. Может быть, кто-то и осознавал, что имеет дело только с иллюзией, но в своем окружении я таких не припоминаю.

До поры до времени не гении с их способностью предвидеть и не революционеры, согласные на эшафот, а, так сказать, массовый идеологический планктон - бесчисленная армия журналистов, публицистов, литераторов, историков и социологов, учителей, лекторов и прочих "наставников" из профсоюзно-партийного актива, вся эта масса, - между прочим, отнюдь не худшая часть народа, - жила и действовала по правилам игры, в которую их включила неумолимая реальность. В футболе нельзя забегать в офсайд, в прыжках - заступать за планку для отталкивания, в борьбе -уползать с ковра -правила есть правила. Не согласен с ними - сиди на трибуне. Хочешь участвовать - соблюдай.

Сурков был мастером в таких играх. Меня рядом с ним и подмастерьем было не назвать, так - приготовишка. Но приготовишка старательный. И вряд ли мог оказаться другим, если одно из первых детских впечатлений: отец, штудирующий с красным карандашом сталинский том "Об оппозиции", он был армейским политруком. А среди отроческих впечатлений : мать, ветеран партии, даже будучи на пенсии, выступающая с докладами после очередных съездов перед коллективом Московского ипподрома. Она там состояла на партучете. Так сложились жизненные обстоятельства, что другой, социально креативной информации, моему не сильному, к сожалению, уму не поступало, оставался не информированным. Вот и оказывался не в прогрессивном с сегодняшней точки зрения общественном меньшинстве, а в подавляющем и вполне тогда эмоционально искреннем большинстве, уверенном, что иначе, как есть, быть не может.