Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

Так познакомились.

Халатников был любимым учеником лауреата Нобелевской премии, а также Ленинской, трех Государственных, а еще он был Героем Социалистического труда и академиком, - гения теоретической физики Льва Ландау. Некоторые принципиальные работы они выполнили даже вместе. Когда Ландау умер, Халатников занял его директорское место. А чтобы к шашкам больше не возвращаться, сообщу, что, как выяснилось, Халатников еще до войны был мастером спорта по русским шашкам. Понятно, что в силу общего развития ему ничего не стоило оперативно перестроиться на международные...

Огорчение проигрышем никак не отразилось на наших дальнейших отношениях. Мы частенько прогуливались по дорожкам, и прогулки эти были украшены интереснейшими рассказами Халатникова о физике и физиках, а особенно, конечно, о самом Ландау, которого в ближнем окружении называли коротко - Дау. Это именно Халатников после страшной автокатастрофы, в которую попал Дау, организовал перевозку аппарата Энгстрема - "искусственные легкие" в больницу N50 (тогда аппаратов была всего два на Москву). Опоздай они на час - Ландау не стало бы стразу. Но он прожил еще семь лет.

По свидетельству Халатникова, когда Дау пришел в себя после реанимации, он заявил, что хочет вступить в партию. Это стало сенсацией. Ведь до того, сколько его ни склоняли, он никак не соглашался. Видимо, автомобильное потрясение не только нанесло ему непоправимый физический ущерб, но и что-то сдвинуло в его идеологии.

Суть да дело, какое-то время прошло, секретарь парткома института ему говорит: "Дау, вы хотели вступить в партию, давайте, пишите заявление!" "Ну, нет! - ответил Ландау, - я не хочу быть в одной партии с этим балаболкой Семеновым!" И написать заявления категорически отказался. Николай Николаевич Семенов, если кто не знает, - один из основоположников химической физики, лауреат Нобелевской премии.

В старом блокноте нашел записанные тогда же в Коктебеле со слов Халатникова три любимых анекдота Ландау. Именно они доставляли гениальному физику, всегда склонному к шутке, особое удовольствие, уверял рассказчик.

Думаю, читатели не осудят за отвлечение на такую ерунду: анекдоты сегодня в каждой газете или журнале по десятку на дню. Но эти-то анекдоты любил сам Ландау!..

Вот первый.

В купе вагона оказываются двое - она и он. Он затевает с незнакомкой изысканную беседу: "А вы видели "Лоэнгрина"?

- Не видела и видеть не хочу. А будете показывать - проводника позову!

Анекдот второй.

У Мойши была невеста, но он тянул и тянул со свадьбой, все никак не решался.

- Что же ты, Майша, пора уже, сколько можно тянуть!

- Хорошо, - сдался Мойша. - Но все-таки сначала вы ее полностью разденьте и мне покажите.

Раздели, до нага, показали. Он смотрел-смотрел. "Нет, - говорит, - не хочу. Она косит.

И, наконец, третий.

- Вы знаете, наш ребе совсем уже того... Уверяет, что регулярно с Ильей-пророком играет в карты!

- Ваш ребе - настоящий враль!

- Ну да, будет Илья-пророк с вралем в карты играть!

Не многим дано разбираться в том, что нового внес Ландау в понимание магнетизма, сверхтекучести и сверхпроводимости, в физику твердого тела или, например, в квантовую электродинамиу, а вот любимые им анекдоты, оказывается, вполне постижимы. Так что будем довольны, что достигли уровня Ландау хотя бы на уровне анекдотов.

...23 февраля 1972 года в четыре часа по утру Алена растолкала меня и сказала: "Пора!.. Надо идти..."

Мы прошли от Углового переулка по Бутырскому валу до белой громады старообрядческой церкви. Она высилась тогда одиноко - не было обступивших её теперь черных небоскребов. Свернули в глубину квартала. И там я передал свою женщину другим людям - в родильный дом. Алена, сопровождаемая нянечкой, ушла в перспективу коридора, а я вернулся в белесое утро под алюминиевое февральское небо..

В редакции ничего не сказал. Днев дважды сбегал в роддом, и оба раза попадал на перерыв в справочном окошке. Ни с чем возвращался. Состояние было странное, сбивчивое, ощутимо подмешанное страхом.

Стал периодически звонить. В пять часов дня новостей еще не было. Не было и в восемь вечера, когда вернулся к себе в Угловой.

-Хорошо, - рассудил тогда, - процесс, который меня интересует, не бывает бесконечным. Чем больше проходит времени, тем ближе финал. Пойду-ка в роддом, сяду в вестибюле и - дождусь!

Шел, понятно, тем же путем, что утром шли с Аленой. Стемнело. И вдруг уже на подходе к цели в небе что-то треснуло, будто над головой разорвали гигантское полотно, и стало светло от занявшего пол неба фейерверка. Салют! Сегодня же деньСоветской армии! Я же сказал в начале, что было 23 февраля...