Даль Орлов - Реплика в зал. Записки действующего лица.

Еще придут художники пера, которые с подобающей творческой силой вскроют противоречивую суть поколения, дважды прошедшего через крах иллюзий: в первый раз, когда оказалось, что Сталин - не Сталин, а враг, тиран и убийца, и во второй раз, когда оплот всех надежд человечества, возведенный, казалось бы, на века, могучий Советский Союз рухнул, исчез, оставив исследователям возможность еще долго искать истинную причину случившегося краха. Пока же на поверхности - капризная глупость провинциальной супружеской пары да пьяный кураж одуревшего от желания властвовать секретаря обкома.

После каждого из этих обвалов мы становились другими. После первого - прозревающими, после второго - выживающими...

С огорчением перечитал сегодняшними глазами собственный очерк о поездке в Пхеньян летом 1972 года. Какая зашоренность, какая конъюнктурная ангажированность! И ничего о том, о чем по приезде рассказывал дома, за столом, друзьям, рассказывал, выпучив глаза от потрясения. Выяснилось, что попасть тогда в Северную Корею было все равно, что окунуться в наши годы культа личности, но не точно такие же, а доведенные до логического конца, до абсолюта, до социального абсурда.

Закрытая для иностранцев на все задвижки, Северная Корея сделала вдруг исключение для киношников: на полторы недели пригласила к себе закупочные комиссии из социалистических стран. Одним самолетом мы и прибыли в Страну утренней свежести: по три-четыре человека из Польши, Венгрии, Румынии, Болгарии, ГДР, ЧССР, вместе с нами, советскими, человек тридцать.

Из аэропорта повезли кавалькадой черных "Мерседесов" - по штуке на делегацию. Вдоль всего пути у дороги расставлены юные пионеры в белых рубашечках и красных галстуках. Дети приветствуют нас традиционным пионерским жестом и тут же низко, до земли кланяются! Первое - знакомо, но поклоны?!.

Живем в комфортабельной, если не сказать роскошной, резиденции под названием Мунсу. Она всем хороша, только хозяева просят не покидать ее территорию. При этом где-либо заблудиться нам не грозит - к каждой делегации, кроме переводчицы, приставлено по одному искусствоведу - все невысокие, одинаково плечистые, с одинаково тонкими талиями, будто клоны. Про кино их можно не спрашивать - молчат и смущаются.

Когда-то в нашей университетской группе была кореянка Сим Ен Сун, тихая девушка без претензий, историческая грамматика русского языка ей давалась плохо. Как и мне, впрочем. На пятом курсе перед распределением мы спросили: "А ты куда пойдешь работать, Сим?" "Куда пошлет партия", - сказала она.

Наша милая переводчица Рю Чун Цан, что в переводе означает "мечта весенней ивы", оказалась с третьего курса местного университета. "У кого вы учились говорить по-русски?" - спросил я. "У наших преподавателей". "А они у кого?" - не отставал я, подумав: вдруг кто-то есть из МГУ, может наша Сим Ён Сунн? "А они у своих преподавателей..." "А кто-нибудь из России среди них есть?" "Нет, таких нет". Я отстал. Значит, учившиеся в России доверием у них не пользуются

Нас предупредили: в комнатах будут подслушивать. Представился случай проверить.

За исключением двух-трех ночных часов, над дворцом, врываясь в комнаты, на полную мощность гремел репродуктор, передавая какой-то бесконечный митинг - люди там по очереди о чем-то яростно кричали. На корейском, естественно. Понять мы ничего не могли, но спать не могли тоже.

Я и высказался на эту тему, тоже довольно яростно, расхаживая по номеру. Когда мы вечером добрались до своих коек, репродуктор молчал. Молчал и все последующие дни.

Корейцы еще в первый день попросили нас не стесняться, быть откровенными: если что не так - говорить сразу. "Мы впервые принимаем столько иностранных гостей, каждое замечание нам будет полезно!" - объяснили они.

История с репродуктором подтвердила: действительно, прислушиваются...

Чуть позже убедился, что они готовы действовать не только согласно пожеланиям гостей, но и проявлять инициативу.

Перед самой поездкой мой добрый знакомый Саша Игманд, личный, между прочим, портной Брежнева, стачал мне новый костюм. О том, какого он получился качества, можно не уточнять - шедевр. И вот у себя в номере я развесил этот шедевр на плечиках, а смотреть фильмы отправился в рубашке-безрукавке, ибо предельно влажная пхеньянская атмосфера была еще и раскалена до 35 градусов.

Вечером намечался торжественный прием для всех делегаций в министерстве культуры. Времени оставалось мало, я вбежал в номер, скинул шорты и нырнул ногами в костюмные брюки. На них не оказалось ни одной пуговицы, даже на ширинке. Молнии тогда и в Общесоюзном доме моделей не вшивали. Без пуговиц был и пиджак. Но пиджак еще был и в морщинах, будто его перекорежило от страха оказаться на приеме в министерстве культуры народной Кореи.