Кэт Кроули - Лунное граффити

Я сделал рисунок в ту ночь, когда мы расста­лись. Ее родители пригласили меня на ужин, ста­ли расспрашивать о дальнейших планах на жизнь. Повисла тишина. Провожая меня, Бет спросила: «У тебя же есть другие планы? Не связанные с тор­говлей красками?»

Да, промычал я, но даже не пытался натянуть па­рик на скелет, и она увидела правду. Да я и сам по­нял, что она достанется придурку в белой рубашеч­ке и с университетскими корочками, а у меня по-прежнему будут только рисунки на стене. И я ушел.

***

— Кому ты еще разболтал? — спрашиваю я Ди­лана перед тем, как выйти из туалета.

— Никому, только Дэйзи.

Я ставлю руку шлагбаумом поперек двери.

— Ну ладно, еще Рафу, и все.

Он пытается выйти, но я не убираю руку.

— Ну еще паре приятелей Рафа. Теперь прав­да все.

— Раф — самое большое трепло в городе. А ес­ли мы на него сегодня наткнемся?

— Не наткнемся. Он сегодня в казино, как и всегда. В наших местах он и близко не появится.

Я наклоняюсь к Дилану и тихо говорю:

— Сболтнешь еще хоть слово, и я всем расскажу, как ты хныкал в туалете, что Дэйзи тебя бросит.

— Да ладно, не расскажешь.

У Лео звонит телефон.

— Еще как расскажет, — подтверждает он, сме­ясь, и подносит мобильник к уху. Говорит он не­долго. — Надо заскочить на вечеринку, обговорить с Джейком детали. Много времени не займет.

— Вечеринка у Джейка — тяжелый случай. Что мы скажем девчонкам? — недоумеваю я.

— Вечеринка у Джейка — идеальный случай. Он не знает, что я — Поэт.

— А если девчонки услышат про работу?

— Не услышат.

— Нет, но все-таки?

Лео просит Дилана подождать нас за столиком. Мы остаемся одни.

— Слушай, идти на дело тебе не обязательно, — говорит он, — но сказать об этом нужно сейчас. После разговора с Джейком роли будут распреде­лены, отказываться будет поздно. У меня претен­зий не будет. У Джейка тоже.

— Знаю.

Лео не из тех, кто скандалит. Я напишу тебе эс­се, я подделаю родительскую записку, я накосты­ляю за тебя тому парню — вот это Лео. Но он не может костылять и подделывать вечно. Не может вносить за меня квартплату.

— Я в деле, — говорю я.

Он кивает. Разговор закончен. Больше Лео спрашивать не будет.

За столиком Дилан рассказывает девчонкам, что мы идем на вечеринку, где можно встретить Тень и Поэта. Джезз и Дэйзи все устраивает, но Люси не проведешь. Она щелкает браслетом и начинает допрос:

— На вечеринку к кому?

Лео отвечает вместо Дилана:

— К другу моего брата.

Она по-прежнему обращается к Дилану:

— Значит, Тень — не из нашей школы?

— По-моему, они с Поэтом окончили двенад­цатый, — вынужден ответить он.

— Так Тень оканчивал двенадцатый у нас?

— Не знаю, — мямлит он.

— Не знаешь? — с нажимом уточняет она.

— Ты что — коп? Ну не помню я.

Мне смешно. Мозги у нее что надо, как сказал бы Берт. Два месяца назад, за день до его смерти, мы обедали в подсобке. Валери позаботилась о хо­лодном пиве для каждого, поэтому язык у меня развязался, и я сказал: «Хватит мне западать на ум­ных пташек».

«Я тоже влюбился в умную пташку», — отве­тил Берт.

«Это точно, — согласился я, указывая на пи­во. — Как ты ее завоевал?»

«Пригласил. — Он сделал глоток. — Она ска­зала “да”».

«Пригласить — полдела. Все самое сложное на­чинается потом».

Мы допивали пиво, облокотившись на коробки с красками. Руки у Берта тряслись, но не больше обычного. Когда зазвенел колокольчик, сообщая о посетителе, он тяжело поднялся и зашаркал в тор­говый зал. Почти сразу послышался грохот, и по полу покатились баллончики. «Со мной все в по­рядке, — сообщил он, когда я прибежал на шум. — Не заметил вот их. К тебе пришли».

Бет с коробкой моих вещей стояла в дверях. Она могла бы выбрать время, когда меня нет и ос­тавить коробку у меня на пороге, или вовсе не воз­вращать, в отместку, — но она не из тех. Ей надо убедиться, что я в порядке, и вернуть то, чем я до­рожу. Альбом Джеффри Смарта — я давал ей по­смотреть. Футболку, которую я сделал в девятом классе на уроке по трафаретной печати. Компакт-диск группы «Рамоунз».

Когда она ушла, Берт посоветовал: «Скажи ей, что хочешь помириться». — «С какой стати? Я не хочу». — «Не посеешь — не пожнешь», — заявил Берт, допивая пиво.

Я стоял за прилавком, прокручивая всевозможные способы помириться, но все они кончались одина­ково: мой отказ что-либо менять и ее уход. В груди у меня стало тесно, будто там столпился весь мир.

Я попросил Берта отпустить меня пораньше, взял баллончик — и мозг отключился, руки ожи­ли, и я вырвался на стену: нарисованное привиде­ние, захлопнутое в банке. Я рассматривал готовый рисунок, зная, что беда не в нехватке воздуха. Бе­да в том, что воздуха крошечной склянки ему хва­лит на всю жизнь. Что же ты, привиденьице? По­чему дал себя загнать?