Янь Гэлин - Тетушка Тацуру

Эрхай мигом подал матери чашку чая. В старухе больше не было ни страха, ни брезгливости, она села, поджав скрещенные ноги, усадила чело­вечка себе на колени и тихонько поила его из чашки. Почти весь чай лился обратно, грязь на щеке япошки размокла, измазав старухину руку. Мать велела Эрхаю поскорей принести таз с водой и полотенце. Он налил в таз воды из железного чайника, который грелся на теплом краю кана, снял с умывальника полотенце.

Попоив япошку чаем, старуха намочила полотенце и стала понем­ногу стирать грязь с ее лица. Она отлично понимала, зачем нужна такая маскировка: когда Япония захватила Маньчжурию, на медные рудники в северной части поселка, бывало, приходили целые вагоны с японскими солдатами. Тогда матери мазали дочерям лица золой или речным илом.

Из-под грязи стала проступать кожа, мягкая, нежная, под ушами — густой детский пушок. Вода в тазу превратилась в грязную жижу, зато лицо теперь можно разглядеть. Если откормить — станет ничего.

Эрхай в стороне наблюдал, как мать отмывает япошку, словно морков­ку: вот выступили широкие брови, высокий нос. Япошка была исхудавшая донельзя, и потому лицо ее казалось оскаленным.

Старуха проговорила:

— Какая красавица. Только бы не калека. Правда же, Эрхай?

Не слушая мать, Эрхай взял таз и вышел из комнаты. Выплеснул воду в канаву рядом с домом, не стал разливать по двору — тут же застынет, и мать того и гляди поскользнется на своих бинтованных ножках. Старуха вышла и сказала, что сварит пока япошке суп с яйцом, а то с голоду у нее кишки повредились, день-два нельзя давать ей ничего, кроме супа. Мать придумала для Эрхая еще работу:

— Сходи в лавку, купи несколько чи ситца, сошьем ей ватную стеганку.

Эрхай пошел к воротам, спрятав ладони в рукавах. Мать что-то вспом­нила — семеня ножками, протоптала ниточку следов в снегу, сунула Эрхаю в рукав банкноту:

— Деньги забыла дать! Бери с красными цветами по синему! — в их лавке продавалось всего два вида ситца: красный с синими цветами и синий с красными. Когда Эрхай дошел до ворот, мать передумала:

— Нет, давай красный! Красный с синими цветами!

— Зачем зря деньги тратить? Как знать, может, она калека!

— Это ей родить не помешает! — мать махнула рукой. — Красный с синими цветами. Понял?

— Сяохуань еще больше рассердится.

— Чего тут сердиться? Родит ребенка — мы ее погоним в шею.

— Как погоним?

— Посадим в этот самый мешок и отнесем в горы, — захихикала ста­руха. Ясное дело, шутит.

Когда Эрхай вернулся из лавки, мать с отцом прильнули к двери в главную комнату и глядели в щелочку. Старик Чжан услышал скрип шагов по снегу, повернулся к сыну и махнул ему, чтоб подошел. Мать тут же усту­пила Эрхаю место. Сквозь щель в двери он увидел, что крошечная япошка теперь стоит, боком к ним, глядится в зеркальце на стене. Стоя она была уже не похожа на карлиц, которые рожают карликов-вако, она была ростом почти как девушки в их поселке. Эрхай отошел от двери; старуху так и рас­пирало от счастья, радовалась выгодной покупке.

— Смотри, где же она калека? — шептала мать. — Просто в мешке скрючилась.

Начальник Чжан тоже зашептал:

— Если кто спросит — скажем, что купили ее еду стряпать.

Мать кивнула Эрхаю, чтоб шел следом. На кухне уже стояла здоровая чашка риса с гаоляном, сверху навалена квашеная капуста, жаренная с тофу. Мать объяснила, что яичный суп япошка мигом проглотила, она даже испугалась, что та себе горло пережжет.

— Скажи ей, чтоб ела не спеша, там еще много!

— Ты же говорила, ей ничего нельзя, кроме супа?

— Так одним супом разве наешься? — мать на радостях даже забыла про свои недавние слова. — Скажи ей, пусть съест кусочек и сразу запьет водой, тогда не страшно.

— Я что, по-японски умею говорить? — огрызнулся Эрхай, послушно шагая в главную комнату.

Он открыл дверь и уперся взглядом в ноги в ватных штанах. Штаны были материны. Поднял глаза чуть выше, увидел руки, пальцы короткие, еще как будто детские. Эрхай решил, что смотреть тут нечего, и дальше веки поднимать не стал, впереди смутно маячили живот и ладони. Живот чуть отодвинулся, это япошка шагнула назад. Вдруг перед прикрытыми глазами Эрхая очутилась ее голова, самая макушка. Сердце снова застучало барабаном — впервые ему кланяется японец. А может быть, поклон вовсе не ему, а чашке с рисом, капустой и тофу.

Эрхай растерялся, прикрытые веки взлетели вверх, и как раз в этот миг япошка выпрямилась. Парень покраснел до ушей: его глаза упер­лись ровнехонько в нее. До чего же большие у нее глаза. Как у суслика. Исхудала, потому и стала похожа на суслика. Эрхаю было и жалко ее, и противно, он поставил чашку с едой на столик для кана, развернулся и вышел из комнаты.