Владилен Машковцев - Сказы казачьего Яика

Для квачи – мочало,
для сказки – начало.
На пашне пшеница,
богатство в зароде,
в корчаге квашня,
а былина в народе.
Трещала сорока,
тревожная птица:
Влюбилась в Ермошку
Дуняша-юница!
Никто не поверил
такому обману,
Ермошка не годен
в зятья атаману.
Но хитро на страже
сорока кричала:
– Три нитки – для пряжи,
для сказки – начало.

Судьбу не предскажешь:
то степь, то дорожка…
Ходил пастухом
казачонок Ермошка.
У Каменной Бабы,
уйдя за увал,
и в червень, и в грозник
табун жировал.
И стали упругими,
быстрые кони,
настигнут врага
и уйдут от погони.
Старшины решили,
как было и встарь,
смотрины назначить
на месяц густарь.
Богатые гости
катили в станицу,
там брага хмелела,
там жарили птицу.
Потрескивал смачно
баран с вертела,
и песня к шинку
простодушных звала.
В станице казачьей
знал каждый ребёнок,
что есть в табуне
золотой жеребёнок.
Он прыгал, веселый,
на солнце горя.
Не сыщешь подарка
ценней для царя.
В чулках и со звездочкой
белой во лбу,
дразнил он князей
и смущал голытьбу.
Купцы за него
казакам обещали
сто сабель булатных,
две медных пищали.
Посол от султана
на торг приезжал,
дарил турмалин
и украсный кинжал.
Ермошка-пастух,
и оборван и тонок,
кричал:
– Не отдам,
это мой жеребёнок!
И видели все:
пастушонок свистит —
и ветром к нему
жеребёнок летит.
И хлеб осторожно
берет он с ладони,
ведь светлую душу,
чай, чуют и кони.
Был писарь в насмешке
ехиден и рад:
– Ермошка с рожденья
слегка глуповат!
Ить гол,
как сокол,
ни мошны,
ни силёнок,
а миру вопит:
– Это мой жеребёнок!
И все на дуване
смеялись толпой:
– Ермошка, Ермошка,
какой ты глупой!
За нашу лошадку
и без базаров
бухарцы отвалят
две тыщи динаров!
Богатством и торгом
устроена жизнь…
Но Дуня шептала:
– Ермошка, держись!
Шинкарь кривомордился:
– Странно, мол, странно!
С нищим якшается
дочь атамана.
И у колодцев
зудила станица:
– Влюбилась в Ермошку
Дуняша-юница!
Вина на отце
за такое вдвойне,
все дни
пропадает она в табуне.
С гривой игривой,
копытами звонок,
резвился в степи
золотой жеребёнок.

Сказитель в побаску
приносит опаску:
найдётся ли клад
и живая вода?
Когда у шинка
мир устраивал пляску,
в степи суховейной
случилась беда.
Гонец прискакал,
с горя белый как мел:
конёк золотой
в табуне охромел.
Будь прокляты трижды
во веки веков
коварные норы
кротов и сурков.
Никто виноватых
в тот день не искал,
конёк оступился
и ногу сломал.
Злорадно промолвил
шинкарь у плетня:
– Коль ногу сломал,
то не будет коня!
Конину, однако,
и я не терплю,
но шкуру я
за два алтына куплю.
И печень сгодится,
пойдёт селезёнка…
Ну, кто для меня
обдерёт жеребёнка?
Уж очень ленивая
наша страна,
я ставлю охотнику
чарку вина!
И взвился Ермошка,
от гнева горя,
и начал нагайкой
хлестать шинкаря.
И все хохотали:
– Забава, забава…
Но разве на это
имеет он право?
Ермошку схватили,
и руки скрутили,
и привязали
к чугунной мортире.
А торг пораспался,
и не было гонок,
лежал в ковылях
золотой жеребёнок.

– Зарежьте! —
угрюмо решил атаман.
Продайте татарам его
на махан.
Но Дуня заплакала:
– Смилуйтесь трошки.
Не режьте жеребчика,
Ради Ермошки!
Знахарка развеет
большую кручину,
к ноге поломатой
привяжет лучину.
И, встав на колени,
пропела девчонка:
– Авось и срастётся
нога жеребёнка.
Шинкарь суетился:
– У девочки хворь…
Шипел атаман:
– Ты меня не позорь!
Но все согласились,
бубня свысока:
– Подарим Ермошке
урода-конька!

Не ведал и тот,
кто с прозреньем знаком,
что был жеребёнок
волшебным коньком.
У Каменной Бабы —
полынь и увал…
Ермошка, горюя,
судьбу проклинал.
Но бурка упала
испуганно с плеч,
услышал Ермошка
предивную речь.
Сказал жеребёнок:
– Ты зря возроптал,
я трудным уроком
тебя испытал.
Я знаю, где клад,
где живая вода…
Тебя я не брошу,
мой друг, никогда.
Могу раздобыть
и смолу-мумиё,
исполню любое
желанье твоё!
За это останусь
навечно хромым,
но будет счастливым
и хлеб твой, и дым.
И радостно было,
и страшно немножко,
не очень-то в чудо
поверил Ермошка.
Ответил Ермошка:
– Подай мне парчу,
и к Дуне поскачем,
жениться хочу!
Заржал жеребёнок:
– Садись на меня!
И вмиг превратился
в большого коня.
Помчался Ермошка,
как через конвой…
Станица смеялась:
ведь конь-то хромой!
Принёс атаману
Ермошка парчу:
мол, сватаю Дуню,
мне всё по плечу.
Скрутил атаман
свой воинственный ус:
– Ты, вижу,
казак настоящий, не трус!
Но знай, Ермолай,
что мешает загвоздка:
ползёт к нам с востока
ордынское войско.
Найди, друг, ватагу,
врагов уничтожь.
За это я дам тебе,
что токмо хошь!
Ермошка коню
рассказал про беду.
Мол, как одолею я
злую орду?
А конь отвечал:
– Не горюй, не горюй…
При западном ветре
на палец поплюй.
У Каменной Бабы
зажги сухотрав,
и сгинет орда,
в том пожаре упав.
И юность на подвиг
Ермошку бросала,
И сыпало искры
казачье кресало.
И долго в станице
дивились тогда:
сгорела в степи
при походе орда.