Владилен Машковцев - Сказы казачьего Яика

А пушка ответила плугу:

– Что же ты ропщешь, друг? Хорошо ты жил, трудолюбиво и радостно. Сам говоришь, каждую осень урожай праздновал. А я, пушка, за сто лет ни одного праздника не видела. То война, то поход, то мятеж. На страже рубежей всю жизнь простояла. Не столичной потешной пушечкой служила, а войсковой! За это и ласка мне от судьбы через детишек!

Скоро варится в печке кашица, а байка в поспешке не скажется. У одного жадного богатея воровали соседи дрова. А может, и не крал никто дров. Жадным был хозяин. Показалось ему, что поленница меньше стала к утру.

Но решил хозяин проучить похитителей дров. Взял он одно полено и высверлил в нём коловоротом дыру-полость. И набил он полено порохом, заглушку забил. Полено как полено. А брось это полено в печку – взорвётся. И тогда всю печь взрывом разворотит.

Пометил хозяин полено крестиком. Углем крестик нарисовал. А жену он упредил:

– Не бери сие полено меченое. Порох в полене. Всю печь разворотить может.

Вышел утром хозяин во двор. А полена с крестиком нет в поленнице. Подумал богатей, что утащили полено воры. Но не приходили похитители во двор к богатому хозяину. Просто корова чесалась ночью боком о поленницу. Стёрла она крестик.

Набрал богатей охапку дров, занёс в избу:

– Топи печь, жена. Напеки ковриги духмяные. Зажарь гуся. Да на крыльцо почаще выходи. Гляди, у кого печь взорвётся. Кого накажет суд божий!

Растопила жена богатея печь, гуся ощипанного тестом запеленала, горшок с мясом подхватила рогачём, к огню поставила. Квашня в корчаге всплыла. Можно вроде сдобу на ковриги валять в отрубях.

Но полыхнула печь огнём буйным. Оглушило грохотом хозяина и хозяйку. Развалилась печь. Еле выбрались хозяева из дыма. Сгорели у них изба, схороны драгоценные, лари с хлебом и маслом, ковры заморские.

А добрый сосед на подмогу скор. Прибежал к пожарищу дед Мухомор. И достал он багром жареного гуся. Вот и притча вся!

Есть упыри кусучие. Они – как мыши летучие. Пьют по ночам кровь из детишек. Но заговор сотвори, не прилетят упыри. А бывают упыри в обличье людском. Бродят они по городам и станицам. Бродят и выискивают жертвы. Такие упыри прикидываются то нищими, то богатыми странниками, то случайными прохожими. В облике девицы может прийти упыриха. В ремках чернеца может упырь затаиться.

Зашла как-то во двор деда Мухомора странница, попросила воды напиться. Лицо у женщины бледное, изможденное. А глаза – неподвижные. Бабка Мухомориха пошла до колодца. Воды свежей зачерпнуть в бадью. А внучка Настя пса Полкана загнала в будку, закрыла его там заслонкой. Больно уж свирепо бросалась собака на странницу.

– Какое у тебя красивое ожерелье, юница! Позволь потрогать его, примерить! – попросила ласково пришелица.

Настя забыла о наказе волшебницы Берегини никогда не снимать ожерелье, никому его не давать. Девочка подала ожерелье женщине. Странница уставилась своими неподвижными глазами на глупенькую Настю. И стала бледнеть Настенька. А щёки женщины порозовели.

Принесла бабка Мухомориха воды в туеске, а странницы нет. Пёс Полкан в будке лаем изводится. А внучка Настя лежит у крыльца бледная-пребледная. Вроде бы прилегла на рогожку и уснула. Поняла тогда бабка, что заходила во двор упыриха. Вытянула она все соки жизни из девочки. Да ещё и ожерелье чудное похитила.

Заголосила бабка Мухомориха. Дед Мухомор выскочил из хаты с ружьём. Полкан из будки собачьей вырвался и настиг упыриху за околицей. Упыри боятся собак, огня и креста. Тут народ сбежался. Мужики с кольями. Бабы с вилами.

Пришлось упырихе вернуть ожерелье. Упала она на колени с мольбой:

– Помилуйте меня, не предавайте огню! Я даже близко к вашей станице за сто лет не подойду!

Отпустили казаки упыриху. Не стали землю свою марать. А Настя тронула правым мизинцем голубую бусину… И спустилась к юнице с белого облака волшебница Берегиня. А о чём они говорили, это не слышала даже бабка Мухомориха. Но, говорят, вскоре Настя заневестилась. И про упыриху забыла.

Но ведь что ни говори, где-то есть и упыри. И растёт трава-пырей для козы и упырей. Но коль от грязи пупыри, то при чём здесь упыри?

Хомут в конюшне ворчал на ярмо:

– Какое ты, ярмо, грубое! Погляди на себя… Нелепая оглобля, две деревяшки-перекладины. Трёшь быкам шею. Одно мучение от тебя бедным животным. Как токмо они землю пашут в таком неудобстве.