Трамп уже неоднократно демонстрировал свое презрение к правам человека, призывал пытать обвиняемых в терроризме, а недавно публично высказал свое неуважение к суду, т.е., по сути, к правовому государству. Он — исключительный в наше время пример правителя демократической страны, отрицающего гуманистические идеалы. Поэтому его конфликт с американской политической системой, созданной на основе идей Просвещения, неизбежен. Что он будет делать в этой ситуации. Боюсь, пойдет на любую авантюру.
https://www.facebook.com/permalink.php?story_fbid=1378947608834881&id=100001589654713
Антон Черный:”Принципат Путина-
Принципат можно описать кратко так: монарх делает вид, что он не монарх, сенат делает вид, что он сенат, и только народ всё еще искренне верит, что он народ и что-то решает. В условиях, когда за титул царя (rex) в Риме убивали сразу, этот «промежуточный» режим был облегчением для многих. Советские историки любят в этом случае помянуть «лицемерие», «спектакль», «двуличность», западные авторы выражаются несколько мягче: «баланс», «согласие сословий», «преодоление кризиса». Правы и те, и те: первый пожизненный римский император лгал и себе, и другим, все об этом знали и всех всё устраивало. Согласитесь: после восьмидесяти лет гражданской резни получить сто лет мира — и не на такое закроешь глаза.
Август всегда подчеркивал, что власть его зиждется исключительно на его моральном авторитете, auctoritas. Собственно, в этом и был его гений — отбросить побрякушки вроде золотых венков, трона и пурпурных сапог альбанских царей, которые уже примеривал его приемный отец. Оставить себе власть в чистом виде, выжимку, экстракт. Беспримесное превосходство («Augustus» и есть «превосходящий», «возвышающий», «возвеличивающий»). В силе сокрылась и слабость, как водится. Превосходство, в отличие от сапог, не пощупаешь. Сапоги или венок можно по наследству оставить, auctoritas — нет. С этим у римлян потом еще будут проблемы: троевластие, смена династий и т.д. Но это потом. В правление Августа (и, забегая вперед, почти всё правление его пасынка Тиберия) казалось, что золотая середина найдена.
Власть многообразна, её видов и подвидов — тьма. Зависит от того, с какого угла зрения смотреть на источник насилия высшего над низшим: экономическая власть, которую все мы ощущаем каждый день на работе; военная власть (самый очевидный образец насилия); наконец, самый надежный источник — власть символическая, то есть подчинение на основе признанного авторитета. Эта власть — ключ ко всем остальным властям. Поэтому Октавиан Август с самого начала старался облечь символикой себя и свою семью. Каждому его деянию предшествовали и сопутствовали знамения, как правило, добрые и благоприятные. Сказки, слухи и чудеса об Августе пускались в народ сознательно, притом, что настоящее положение в его доме было известно лишь немногим, а что было в его душе — вообще никому.
Его приемного отца, Юлия Цезаря, историки часто «уличали» задним числом в том, что он-де с самого начала всё продумал и шёл к единоличной власти едва ли не с колыбели. Пожалуй, прав историк С. Л. Утченко, не веривший восхищенным поклонникам Цезаря, среди которых был даже великий Моммзен. Цезарь действовал скорее по обстоятельствам, лишь с определенного времени царские сапожки стали его конечной целью.
Не таков Август. Тонкий расчет в его действиях, кажется, был с самого начала. Свой образ он строил по всем правилам того, что теперь именуют связями с общественностью: создавал поводы для слухов и толков, умело разворачивал события в свою сторону с помощью нескольких метких слов или поступков. В конце концов, он всех (и себя) настолько уверил в собственном превосходстве, что в какой-то момент решился на обескураживающий жест — демонстративно от власти отказаться. Нет-нет, в Александровскую слободу он не отъехал и Симеона вместо себя сажать на трон не стал. Он просто объявил в сенате, что возвращает власть обратно народу Рима и больше не собирается быть диктатором.
Вроде бы логично. После ухода со сцены бывших соправителей (гибели Марка Антония и полного устранения Эмилия Лепида), триумвир Октавиан оказался в неловком положении. Соперников больше нет, вся власть в его руках, но на каких основаниях он ей обладает, не очень-то понятно. Добровольный отказ от диктаторской власти был для времен ранней и зрелой республики делом обычным и вполне почётным: поспасал Отечество — иди домой, копай огород. Вот только за время почти столетней смуты римляне совсем отвыкли от таких широких жестов. Правители цеплялись за должности и полномочия всеми правдами и неправдами, вертели закон, что дышло. Последним от власти отрёкся Сулла, несколько лет рубивший головы налево и направо, а потом заявивший дрожащим сенаторам, что если у них нет к нему претензий, он, пожалуй, пойдёт себе домой отдыхать. И ушёл.
Читать дальше