Лорел Гамильтон - Мертвый лед

- Все в порядке, ложись.

- В смысле устроить голову на твоих коленях, а ты меня погладишь?

- Если это поможет, то да.

Он чуть сильнее прижался лбом к моему бедру, с минуту решался, а затем все же лег на бок, устроив голову на моих коленях, держа одной рукой мою ладонь. Когда он устроился поудобнее - настолько, насколько вообще мог - я коснулась его волос, приглаживая их назад, убирая с лица. Рафаэль возражать не стал, и я продолжила скользить пальцами по его влажным волосам, пока он лежал на моих коленях, свернувшись калачиком, иногда стискивая мою руку от вспышек боли.

- Спасибо, - мягко сказал он.

- За что?

- Я доверяю Мике, Жан-Клоду и даже Ричарду, но не могу предстать перед ними настолько слабым.

Я попыталась отшутиться:

- Даже не знаю. Думаю, Жан-Клод не стал бы возражать, положи ты голову на его колени.

- Не нужно, - сказал он.

- Чего?

Он повернул голову так, чтобы взглянуть на меня снизу-вверх.

- Преуменьшать то, что так важно.

Я не знала, что на это ответить, и старалась не ерзать от смущения.

- Ты мой друг, - сказала я наконец. По, кажется, это не совсем подходящее определение.

- Ты всем своим друзьям позволяешь лежать на твоих коленях, когда ты обнажена?

Я не чувствовала себя голой, пока Рафаэль не сделал на этом акцент. Я справилась с

инстинктивным смущением и заметила:

- Обращать внимание на чью-то наготу против кодекса оборотней, если речь не идет о сексе.

- Это так, но, если уж мы не влюблены друг в друга, не встречаемся, наши отношения все же больше, чем просто дружба, Анита.

Я отвернулась от требовательного взгляда Рафаэля, но заставила себя снова посмотреть на него, когда поняла, как сильно мне не хочется встречаться с ним глазами. Ни в чем нельзя проявлять малодушие, ни в малом, ни в большом, ведь начнешь увиливать в каких-то незначительных вопросах, а затем оно перейдет на что-то более серьезное. Мне нужно быть стойкой для работы и просто для самой себя.

Я всмотрелась в лицо этого сильного, смелого и благородного мужчины и коснулась его щеки.

- Да, это больше, чем дружба.

Он улыбнулся, и только ради этого стоило сказать это.

Я поняла, что Мика рядом, еще до того, как он вошел в душевые, правда не уверена, уловила ли его запах, почувствовала его самого или. может, услышала. Я просто знала, что сейчас он войдет в комнату.

Он поспешил к нам, все еще одетый, что казалось странным в душевых. Мне вдруг захотелось, чтобы он разделся, или чтобы мы каким-то магическим образом оказались в одежде. Он опустился на колени рядом с Рафаэлем, коснулся рукой его спины у самой раны. Она была достаточно большая, чтобы не спрашивать, где болит.

Мика зашипел, выдохнув сквозь стиснутые зубы, словно встревоженный кот.

- Расскажи мне, что случилось, Рафаэль.

И он рассказал, а я помогла добавить факты в суть его истории.

- Рана как будто обожжена или что-то вроде того... То есть она глубокая и не залечивается, но при этом не кровоточит. А ведь должна, верно?

- Их лекарь накладывал повязку?

- В самом начале, чтобы остановить кровь. Но ты же знаешь, что мы не можем носить бандаж.

- Да, наши тела начинают залечиваться вместе с бинтами, - сказал Мика.

- Почему она не залечивается? - спросила я.

Тело Рафаэля свела судорога, заставив его так сильно стиснуть мою руку, что у меня сперло дыхание.

- Вот это было сильно, - сказала я.

- Я не хотел делать тебе больно, - ответил он.

- Это просто боль, кажется, что становится хуже, на самом же деле должно стать лучше, да? – я посмотрела на Мику за подтверждением или хотя бы объяснением.

- Да, должно, - ответил он. опустив ладони по обе стороны от раны и заглянув в глубь так же, как и я чуть раньше. - Может лекарь не вытащил серебро? Я бы осмотрел рану, но будет больно.

- Делай все, что необходимо, - ответил Рафаэль, крепче сжал мою ладонь и закрыл глаза. Я продолжила гладить его по волосам, словно это могло чем-то помочь, но иногда дело не в логичности действия, а в утешении. Что утешает вас лучше, как не эмоции? В них нет никакого смысла, но они действительно успокаивают.

Я видела, как Мика скользнул пальцами в рану, но и так могла бы понять, что он делает, по руке Рафаэля в моей. Сейчас он тихо переживал эту боль, стараясь ни единым движением не показать, насколько это мучительно. Перед Микой он держался лучше, был выносливее. Словно все его чувства выражались только в его руке, так сильно сжимающей мою, что побелели пальцы. Я стиснула зубы, позволяя ему держать меня.