Unknown - Miropolskiy I fb2

Листки полетели обратно. Салтаханов стушевался.

– Ну да... Там кто-то работает в охране Русского музея...

– Не кто-то, а тот, кто нам нужен! – гаркнул генерал. – Ты сколько лет в Петербурге живёшь, чудо с гор? Михайловский замок – давнымдавно часть Русского музея. И там работает Мунин. Ты мгновенно должен был стойку сделать! Где данные на этого охранника? Быстро!

Пунцовый Салтаханов уже перебирал документы.

– Сейчас, сейчас... Вот! – Он отыскал нужный листок. – Одинцов...

Ё-моё... Псурцев выхватил у Салтаханова справку и скомандовал: – По всем остальным работаете в обычном режиме, а про этого Одинцова срочно всё мне на стол... Погоди, он замначальника службы безопасности?! – Да, – убито признался Салтаханов. – Это я у него про Мунина выяснял. Он мне потом ещё данные в бюро привёз. – Салтаханов, а Салтаханов, – после долгого выразительного взгляда вкрадчиво сказал Псурцев, – ты вообще за кого? За нас или за них? Я-то думаю: как эти ребята ухитряются нас обставлять снова и снова? А ты, оказывается, пáлишься на каждом шагу. Инсайд противнику сливаешь. – Товарищ генерал, откуда я мог знать?.. – Устроим разбор полётов и выясним – откуда, – мрачно пообещал Псурцев. – Сейчас время дорого. Значит так. Все силы на разработку Одинцова. Установить адрес и номер машины. В адрес вышлешь людей. Задача – просто наблюдать, ничего не предпринимать. «Двухсотые» нам больше не нужны. Он мог взять чужую тачку, проверь на станциях Вараксы. И угоны тоже проверь, это вариант. Генерал поднялся, Салтаханов тоже поспешил вскочить. – Искать по городу и за городом, после звонка он должен был тут же куда-то сорваться, – продолжал генерал. – Вокзалы, аэропорт – само собой. Нева подо льдом, но в заливе суда с ледоколами ходят время от времени – тоже не пропусти. Грузовые, пассажирские, любые. Одинцов наверняка таскает за собой Мунина – его бросать нельзя. Поэтому ищите двоих. Усиленная группа захвата будет наготове... Ты же Одинцова хорошо разглядел? Опиши в подробностях, сделай фоторобот и раздай, чтобы у каждого был на руках. Докладывать мне постоянно, понял? Постоянно! О каждом движении! – И последнее, – добавил Псурцев, когда Салтаханов уже сгрёб документы со стола и направился к двери. – Если с головы Одинцова, или Мунина, или кто ещё с ними будет упадёт хоть один волосок... В общем, я тебе не завидую. А ты очень позавидуешь Вараксе. Свободен!

28. КОД ВАРАКСЫ

Мунин спал.

Одинцов заглянул в спальню-склад, поправил на историке сползшее одеяло и вернулся в кабинет.

Мунин аккуратным почерком переписал авторов и названия книг, отложенных Вараксой. Таблицы он тоже систематизировал. Вдвоём с Одинцовым они упаковали книги в стопки, перевязав крестнакрест подысканной на складе бечёвкой, и сложили возле дверей. Одинцову картина напомнила переезды школьных времён, у детдомовского Мунина таких ассоциаций не было.

– Теперь будут, – пообещал Одинцов.

Он укрепился в намерении опекать парня и дальше. Правильно сказал Мунин: когда-то ведь это закончится. Когда и чем – Одинцов не знал, но рано или поздно... И тогда они с Муниным обязательно съездят на рыбалку, как предлагал Варакса. Наверное, на зимнюю уже не успеть, да и ладно. Впереди весна, лето, осень, и следующая зима, и вообще целая жизнь. Так что рыбалка – это только начало.

Дело за немногим. Если Варакса так уверенно говорил про торг с Псурцевым и про что-то такое, на что можно выменять у академиков свою свободу, значит, он твёрдо это знал. Теперь надо самостоятельно найти предмет торговли или хотя бы догадаться, о чём была речь...

...потому что абракадабра из цифр, которую Одинцов обнаружил на обороте открытки с совой, развеяла последние сомнения в гибели Вараксы.

– Это что, шифровка? – спросил Мунин, глядя, как Одинцов делает какие-то выписки на листе бумаги, заглядывая то в книгу, взятую со стеллажа, то – через отыскавшуюся таки у Вараксы лупу – в разворот открытки.

Да, это была шифровка с банальнейшим началом: «Привет, майор! Если ты это читаешь, значит...»

Варакса попрощался окончательно. Одинцов представил, как тот сидит – может быть, в этом самом кресле – и пишет, что его больше нет. Сидит живой, но уже чувствует смерть, которая где-то рядом. Когда он это написал? Неделю назад? Месяц? Год? Больше? И зная, какую тайну хранит сова над рабочим столом, продолжал приезжать сюда, встречаться с Одинцовым, шутить, выпивать, петь про гречиху и папуаса, ловить рыбу...