С поставленными задачами Мунин справился быстро и стал разглядывать книги на полках в кабинете, которые занимали почти всё место, свободное от тренажёров, – просто глаза разбегались. Старинные издания об оружии соседствовали с новыми, научные труды – с красочными фотоальбомами про боевые топоры, ножи, мечи, сабли, пистолеты и револьверы, арбалеты и луки...
Удивила подборка художественной литературы. Целую полку занимали китайские и японские авторы. Тома Пушкина, Чехова и Салтыкова-Щедрина соседствовали с Гумилёвым, Йейтсом и Шекспиром. Как-то в эту компанию затесался Лавкрафт с мифами о Ктулху. Золотыми буквами на чёрном корешке выделялась «История бриттов» Гальфрида Монмутского. Мунин бережно снял с полки прекрасное издание «Старшей Эдды» – сборника поэзии скальдов от Сэмунда Мудрого. С удовольствием полистал и вернул на место к «Младшей Эдде», труду Снорри Стурлусона.
Фотоальбомы, мемуары путешественников и книги по этнографии говорили об интересе Одинцова к Азии и Африке. Разнообразная военная литература довершала картину. Мунин раскрыл наугад «Офицерские записки» князя Голицына и ткнул пальцем в страницу. Старое доброе баловство с гаданием... Палец попал в патетичный абзац.
«Счастливый в моём ничтожестве тем, что я сам был пылинкой в составе огромных орудий, которыми действовало Провидение для достижения своей цели, я всегда с неизъяснимым удовольствием переношусь мысленно к тому времени, когда минутные бедствия, постигшие моё Отечество, уступили место торжествам и славе».
Не решив, что бы это могло значить, Мунин вернулся в гостиную к Вараксе, который командовал в телефон: – Значит, ты её оттуда забери. Отгони на станцию, проверь хорошенько, заправь и ко мне сюда... Нет, мыть не надо. Ты даже вот что, ты её, наоборот, заляпай хорошенько. Она мне грязная нужна... Грязная, говорю, нужна! Не знаешь слово «грязная»?.. Вот и молодец. Действуй! Он закончил говорить и шутливо попенял Мунину: – Машинку-то мою вы на Кирочной бросили – непорядок! Почти новая машинка, ещё ездить и ездить... С койкой разобрался? Добро. Времени у нас – пока Одинцов не вернётся. А что делает боец, когда ждёт? – Что? – Боец или спит, или учит матчасть. Поспал ты за троих, так что... Писанину свою хорошо помнишь? – Наизусть, – слегка обиделся историк. – Наизусть, может, и не надо, – Варакса помассировал бритую голову и взял со столика несколько листов из папки Мунина. – Ты мне по делу толкуй, а я подсматривать буду. Что там у тебя со львом и единорогом? Уговаривать Мунина не пришлось: на любимую тему он был готов говорить сколько угодно. – Со львом люди сталкивались ещё в незапамятные времена, – сказал он. – Тут всё понятно. Могучий царь зверей, олицетворение благородства и храбрости. У шумеров лев символизировал силу Хаоса, у египтян обозначал течение времени, соединение вчера и сегодня. А с единорогом ещё интереснее. Упоминания о нём появились лет за шестьсот – семьсот до новой эры. Примерно в одно и то же время – в разных концах света, от Средиземноморья до Китая. Жил тогда историк такой, Ктесиас Книдский, он много про единорога писал. А после него Аристотель, Плиний Старший, Плутарх – ну вы знаете... Варакса вскинул мохнатые брови, услышав лестную оценку своей эрудиции. – Ты давай без лишних подробностей, – велел он. – Не хочу зря башку забивать. Меня Россия интересует. – А я к чему веду? Как христианский символ, единорог возникал то тут, то там, и у предков Ивана Грозного в том числе. Его изображали
на монетах, на оружии, на тронах – но просто как отголосок библейского сюжета, в качестве одного из многих декоративных элементов наравне с другими... А Иван, став первым царём, вдруг превратил единорога в личную эмблему. Почему-то не медведя выбрал, не щуку там или бобра, не другого какого-нибудь зверя. И с этого момента вся российская дипломатия существовала под знаком единорога, лучшая в мире артиллерия появилась под знаком единорога, завоевание Сибири проходило под знаком единорога, и так далее...
Рассказ о единороге времён Ивана Грозного прервался только с появлением Одинцова, который приволок две битком набитые спортивные сумки.
– Что так рано? – спросил подозрительный Варакса.
Оказалось, начальство Одинцова более-менее выздоровело и к обеду объявилось на службе. Передавая дела, сообразительный Одинцов между делом пожаловался на плохое самочувствие – не иначе тот же грипп! – и попросил несколько выходных дней в счёт отпуска. Мол, к врачам идти неохота, надо сперва попробовать отлежаться.
Читать дальше