Unknown - Miropolskiy I fb2

Вчерашний день, который начался с поездки в Старую Ладогу, выдался длинным. После речи Вейнтрауба компаньоны раскрыли макбуки, погрузившись в интернет, и до ночи молча сосредоточенно читали – каждый своё. Время от времени кто-то из них вставал и делал пометки на информационной доске или крепил к ней стикер с очередной памяткой: доску разделили поровну на три части. Каждый поглядывал на записи других, но вопросов не задавал, экономя время. Вдобавок Вейнтрауб распорядился, чтобы кофе, чай и бутерброды для троицы подавали прямо в малую гостиную. Мунину не слишком нравились выкладки Одинцова, но на обсуждение результатов дня у ошалевших исследователей сил вчера уже не осталось...

...а сегодня Книжник ждал отчёта, и первым заговорил Одинцов:

– Я не художник слова и уж точно не историк. Так что заранее прошу простить, если ляпну какую-нибудь глупость или с терминами буду неаккуратен.

Одинцова заинтересовал упомянутый Муниным эпизод из «Повести временных лет», где Андрей Первозванный посещает баню и подробно рассказывает об этом в Риме брату Петру. Ева утверждала, что такие события могут быть маркерами.

Вот и подумал Одинцов: если баня в конкретном месте – маркер, чего ради этот маркер оставил Андрей или тот, кто писал про его путешествие? Зачем всё-таки шёл апостол такой трудной и долгой дорогой к Волхову? Ведь в тех краях две тысячи лет назад не было ни великих городов, ни великой цивилизации, ни чего-либо ещё привлекательного. Даже тамошние караванные тропы из Малой Азии в Европу стали называть путём из грек в варяги только через тысячу лет. Редкие деревни с диким разноплемённым населением – не тот масштаб, который мог интересовать такого проповедника, как Андрей Первозванный. К тому же в рассказе обо всём его пути особенно отмечены только баня и берег Волхова, откуда апостол отправился в Рим и дальше – навстречу смерти...

Одинцов принялся анализировать описания всех путешествий. Он сверял «Повесть...» с «Житием» от Епифания, с другими источниками – и выяснил, что Андрей, выходя из Иерусалима, трижды прошёл по берегам Средиземного и Чёрного морей одними и теми же маршрутами. – Каждый раз экспедиция строилась по единой схеме: юг – восток – север, – говорил Одинцов. – Каждый раз Андрей посещал крупнейшие морские и сухопутные транспортные узлы того времени. И почему-то в пути его сопровождали другие апостолы, которые ради такого случая бросали собственные дела. У Андрея Первозванного было задание помимо проповеди, решил Одинцов. Причём задание такой важности, что выполнить его мог только он – первый среди равных. Остальные годились разве что в помощь. И связано это задание с его главным походом – на Волхов. После которого, повидавшись на прощание с братом, апостол Андрей вскоре окончил свои дни. – Мне легче всех поставить себя на место человека в этой ситуации, – говорил Одинцов. – Всё-таки профессия как-никак... Предположим, я – Андрей. Я без малого тридцать лет кружу по одним и тем же городам, несмотря на угрозу жизни. Меня бьют много раз, калечат, в тюрьму сажают, смертью грозят, но я снова и снова возвращаюсь теми же путями. Что это значит? Это значит, я готовлю очень ответственную экспедицию. Я сам, не доверяясь никому, собираю подробную информацию о маршруте, прощупываю ключевые перевалочные пункты, проверяю караванщиков, нанимаю проводников, группу формирую... Всё как полагается. Принципы нашего дела с тех пор не изменились. – Теперь предположим, что поход к Волхову был не важнее других, – говорил Одинцов. – Просто я до сих пор утюжил южные края, которые мне отвели, а теперь впервые отправился на север. Товара у меня нет, путешествую налегке – я же проповедник, а не торговец, правильно? Если мне надо перебраться из пункта А в пункт Б, я пристраиваюсь к первому попутному каравану. Люди знают дорогу, у них есть охрана, их ждут на постоялых дворах и переправах... Чего ещё? Иду или еду с ними за компанию, да денежки плачу. Ничего особенного. Но другое дело, если я везу какую-то ценность! – Совсем другое дело, – повторил Одинцов, – если мне поручена операция по доставке, которую нельзя сорвать ни в коем случае.

Тогда я обязан перестраховаться сто раз. И только когда есть уверенность в каждом шаге, когда уже везде, где можно упасть, подстелена соломка, – только тогда я беру свой груз и везу его по самому надёжному маршруту, в самом надёжном караване, под конвоем самых надёжных людей...

Мунин не выдержал: – Он хочет сказать, что Андрей Первозванный доставил Ковчег Завета из Иерусалима через Кавказ на Волхов. А место пометил посохом и рассказом про баню, чтобы не осталось никаких сомнений в координатах. Но это же ерунда полная. Мы же знаем, что Ковчег привезли они с Вараксой! И когда привезли – тоже знаем! Книжник слушал Одинцова с интересом, а после слов историка насупился. – Я только-только похвалил вас за непредвзятость, – сказал он Мунину. – Позвольте узнать, на каком основании вы опровергаете версию своего товарища? Вы видели Ковчег, доставленный из Эфиопии? Нет. Вам об этом только рассказывали, причём Ковчега не видели ни рассказчики, ни перевозчик. Теперь вам рассказывают, что доставкой занимался апостол Андрей. Почему нет? Ведь этого тоже никто не видел. Конечно, велик соблазн подогнать данные под результат. На эту тему есть хорошая даосская мудрость: «Не стоит пририсовывать ноги змее, даже если вы не верите, что она может обходиться без них». Любая версия до её убедительного опровержения имеет право на существование. Одинцов, обрадованный такой поддержкой, добавил: – Тем более Пётр Первый и Павел такое внимание Волхову уделяли! Эту деревеньку Грузино, где Андрей посох воткнул, они дарили не абы кому, а своим самым близким сподвижникам. Пётр – Меншикову, Павел – Аракчееву... Тоже ведь не просто так! – Иван Грозный сюда не вписывается, – возразил обиженный Мунин. – Иван Грозный вписывается, – сказала Ева. – Он воевал за эту землю. Двигался на север тоже, когда все ждали, что он двигается на юг. Мунин упорствовал: – Правильно. Он двигался на север, из Москвы в Вологду. А Ладога от Москвы – на северо-западе. Можно карту посмотреть.