
Я направлялась на встречу со старшим партнером по делу об авторском праве,
которое только что получила, мчась через приемную, которая представляла собой
короткий путь в зал заседаний, с охапкой показаний свидетелей и процессуальных
документов, быстро повторяя в голове исключения из правил принятия показаний с чужих
слов. Таких категорий было десять, и я всегда забывала одну. Я со своей папкой проходила
мимо последних белых кожаных диванов, тихо ступая по серому ковру.
Немедленное возбуждение дела.
Предсмертное заявление.
Заявление об ущербе интересов.
Настоящее чувство, впечатление.
Дееспособность.
«Хорошо получается. Практически все…»
Предшествующие противоречия.
Публичные архивы.
Исключение коммерческой документации.
Древние документы.
И…
Я мучительно пыталась вспомнить последнее.
В то время как я копалась в своей голове в поисках десятого исключения, вместо того
чтобы краем глаза следить за высокими парнями в костюмах, один мужчина встал с
дивана.
Я воскликнула:
— Семейные записи, — как будто это вернуло мне понимание — семье нельзя
доверять, чтобы сохранить историю правдивой. Папка, которую я несла в зал заседаний,
полетела. Туфля свалилась. Я приземлилась на задницу с широко расставленными ногами,
насколько позволяла юбка-карандаш.
— О, чёрт, простите!
Я свела ноги вместе и приподнялась на локтях, чтобы разглядеть, с кем я
столкнулась.
Он был богом. Тот тип парней, который мог бы быть моделью, но не был, поскольку
это слишком скучно. Чисто выбритый, с каштановыми волосами, зачесанными на одну
сторону. Нижняя губа была такой же полной, как и верхняя. Голубые глаза. У меня была
аналогия для этого цвета, находившаяся где-то в области правонарушений и процедур, но
всё это стало напрасным, когда он протянул руку, чтобы помочь мне, и я увидела
татуировку, показавшуюся из-под его манжеты.
Я снова посмотрела на него.
Он посмотрел на меня.
— Синнамон, — сказал он.
— Ты можешь звать меня Син, — слова пришли автоматически, как будто были
запрограммированы во мне.
Я взяла его руку, и он помог мне подняться. Мой ответ, возможно, прозвучал гладко и
продумано, как если бы я не была растеряна, только всё наоборот. Я помнила тот ответ
всегда: трезвой, пьяной и танцующей. Я даже повторяла его в голове, когда кто-то
8
упоминал специю5. Давно, когда я была глупой, безрассудной, дрянной девочкой, это была
моя визитная карточка.
Я встала, не встречаясь глазами, с косыми взглядами, бросаемыми со всей приемной.
— Я в порядке, — скромно сказала я. Когда все клиенты вернулись к созерцанию
своих журналов, я обратилась к мужчине, сбившему меня. — Ты собираешься стоять здесь
и позволишь растоптать им мои отчеты, Индиана МакКаффри?
Я слегка улыбнулась, он улыбнулся мне в ответ. Ух ты! Была ли я без сознания,
когда встретила его и подумала только, что он просто хорошо выглядит? Он на втором
месте после Стрэтфорда Гиллиама? Серьезно? Как он так похорошел с двадцатилетнего
парнишки до этой совершенной версии волевого мужчины?
Я наклонилась, чтобы поднять свои бумаги, но он положил руку на моё плечо.
— Позволь мне первому встать на колени, — сказал он, приседая, прежде чем я
смогла возразить.
Я не могла поверить, что он помнил меня из тысяч девчонок, которые вешались на
него. Я нагнулась рядом с ним и стала собирать бумаги.
— Теперь я зовусь Дрю, — прошептал он. — Мое второе имя.
— А я зовусь Марджи. Мое настоящее имя.
— Я помню.
— Я не ожидала, — сказала я тихо.
Он наклонил голову, чтобы взглянуть на меня, а затем вернулся к сбору документов.
Я могла видеть крошечные отверстия в его ушах, где раньше был пирсинг.
— Кто бы мог забыть тебя? — спросил он.
— О, пожалуйста. Лесть только пачкает намеренья льстеца.
— Откуда это? — он постучал стопкой по ковру в попытке выровнять бумаги.
— Из моей головы.
Он вручил мне стопку, и я закинула ее в папку.
— Ты ничуть не изменилась.
Я тяжела сглотнула. У меня не было проблем с большей частью моей впустую
потраченной юности. Мне было весело, и я покончила с этим, прежде чем полностью
разрушила свою жизнь. Однако я работала в солидной юридической фирме с концепцией,
Читать дальше