ЛАУРА ТОНЯН: МОНА

Так много проблем навалилось, а я думаю о каком-то брюнете в ужасной униформе, вместо того, чтобы представить свое реально положение вещей в данный момент. Вероятно, когда человек сталкивается с тем, что ему не знакомо, он пытается переключиться на нечто другое? Прекрасно. Мне не знакома неизвестность и нищета, и я пытаюсь переключиться на официанта. Не таким я себе представляла этот вечер.

- Остановись, - слышу за спиной его голос.

Это заставляет меня перестать идти. Воспоминания накатывают величественной волной. Я словно захлебываюсь в этой воде.

Помню, как кричал мне это Эмин.

А я шла, не слушая его.

Но он кричал. Сильно.

А потом помню, как отец в него выстрелил…

Поворачиваю голову, но не поворачиваюсь сама. Герман быстро шагает ко мне, а я краем глаза могу наблюдать за охранниками в достойных костюмах; они бдят за гостями у своего поста – это небольшая будка со стеклянной дверью.

Герман становится передо мной, прежде оглядываясь на охранников. Он сощуривается, защищая глаза от заходящего солнца.

- Ты кое-что обронила, - говорит, переводя дыхание, и только сейчас ощутив реальность, понимаю, что парень за мной бежал.

Капельки пота выступили на его лбу. Он протирает его ладонью, а я опускаю взгляд на другую, в которой он мне протянул мою маленькую заколку, украшенную красными изумрудами и бриллиантами – подарок мамы на прошлый Новый год. Сколько человек на его месте забрали бы эту драгоценность себе?

У меня округляются глаза, когда я забираю заколку, каким-то образом выпавшую у меня из клатча, и прячу ее обратно. Хотя, может Герман просто не знает о высокой ценности этой вещи.

Это же David Morris.

- Мне пора, - не отводя ни на мгновение взгляда, говорит парень. - Уже темнеет, - сморит на небо, взмахивая длинными темными ресницами. – Скоро будут выносить торт.

О, у Амины просто первоклассный торт. Большой, красного цвета, в форме сердца. Они с Костей и с Костиной мамой заказывали сладость в Химках.

- А можешь остаться? – как ни странно, ни на что не рассчитывая, спрашиваю я.

Он уже собирался идти, но теперь с двойным любопытством глядит на меня.

- Нет, не могу, - может быть, мне показалось, но произнес это Герман с разочарованием.

Или я хочу, чтобы так было? Ведь я же не думала, что следует он за мной только для того, чтобы вернуть потерянное.

- Гости ждать не будут, - усмехается, поведя стройными плечами.

Обходит меня, его удаляющиеся шаги не дают покоя. Я резко разворачиваюсь посмотреть, как его длинные ноги ступают по каменной кладке. Руки все еще ощущают прикосновения его пальцев, когда он отдавал мне заколку.

- Герман? – внезапно даже для самой себя окликаю его.

А он не оборачивается. Не идет дальше, но и на меня не смотрит. В точности, как я, несколькими минутами ранее.

- Покуришь со мной? Всего пять минут.

Хотите – верьте, хотите – нет, но я его улыбку могу прочувствовать. Как самодовольно растягиваются пухлые розовые губы, как в голубых глазах вспыхивают искорки азарта. Все мужики – мудаки, некоторые просто выглядят, как ангелы. И последние, кстати, - мудачье конкретное.

Если надеется на еще один недопоцелуй, то уж хрен ему. У Германа крылья выросли. Он в мою сторону летит, у него губы подрагивают – от предвкушения, наверное.

- Просто покурим, - напоминаю я.

- Да я понял, - отзывается мелодичным голосом официант, - не дурак.

Не дурак – однозначно.

- Жаль только, что ты куришь, - говорит, когда ведет меня по тропинке.

- Почему это? – со смешком отвечаю. – Что плохого в курящих девушках?

Мы пришли к небольшой старой лавочке со стёртой краской, на которой тут же Гера (нравится мне это уменьшительно-ласкательное) развалился. Достает пачку сигарет, я следом вытаскиваю из блестящей сумочки свои «Davidoff».

- В курящих девушках ничего плохого нет, - философствует, выдыхая дым. – Красивые, - акцентом украшает это слово, - курящие девушки – это нехорошо. Это проблема.

- Тебе столько лет-то? – смеюсь, стряхивая пепел кончиком пальца.

- Двадцать, - с гордостью улыбается.

Боже. На пять лет я старше этого мальчика. В какой момент мне перестало быть восемнадцать? Только вчера ведь школу заканчивала. Время летит так стремительно, что подохнуть хочется от этой скорости. От скорости все погибают.

- А тебе сколько? – осторожно неуверенно спрашивает Гера.

Я думаю, правду ли сказать. Может, отшутиться?

- В матери тебе гожусь, - говорю, и начинаем вместе смеяться.

Дальше так и курим: смеемся, затягиваемся, переглядываемся, снова смеемся.