Удивительный ее взгляд словно бы утверждал какую-то великую силу, глубину и ум.
В соседнем зале были уже развешены калужнинские работы, его великолепный уголь — усталая балерина, а рядом цирковая наездница, — все это в двадцатые годы так восторгало выдающегося искусствоведа Терновца. Несколько холстов были повешены в центре второго зала.
По сути я был один на выставке накануне и еще не решил — пойду ли завтра. И вечером и наутро мне звонил приятель, искусствовед из музея, уговаривал выступить на открытии. Он был прав, я понимал. Книга о Калужнине давно издана, и теперь именно мне следовало сказать о тех найденных, вынутых из полного забвения работах арестованного и погибшего его друга Льва Гальперина. Да и рассказать было что. В моих руках находились архивные дела КГБ, воспоминания очевидцев. Утром я уже перестал сомневаться, обидой, конечно, следовало пренебречь.
Народу на открытие пришло много. Кригер расхаживал по залам, его гордость легко было понять. Кроме живописи вдоль стен стояли массивные застекленные стенды, акварели Гальперина на них соседствовали с неожиданными, видимо, новонайденными фотографиями, а рядом лежали полученные Кригером за последние недели ответы из московской прокуратуры. Но, пожалуй, главным была поразившая меня справка еще об одном непонятном аресте Гальперина, но уже не в 1934 году. Как известно, — именно то «дело» я и читал в ленинградском архиве госбезопасности, а вот о втором аресте... в январе 1938 года я ничего не слышал. Удивительный, как мне показалось, документ, каким-то образом полученный Виктором, был подписан заместителем прокурора Московской области. В нем извещалось, что «Гальперин Лев Соломонович, уроженец села Броневого, Проскуровского района, заключенный Дмитлага НКВД СССР, был арестован 28 января 1938 года (!) по обвинению в антисоветской агитации и по решению тройки при НКВД по Московской области от 2 февраля 1938 года расстрелян».
Я был поражен и ничего не понимал. Дмитлаг находился в Подмосковье. Но разве я мог сомневаться в выданных мне делах ленинградского НКВД?! И как же Гальперин, арестованный в декабре 1934 года, оказался, по новым и непонятным данным, арестованным... в январе 1938-го?! И уже через несколько дней, если верить неведомому заместителю прокурора области товарищу Бочкареву, расстрелян.
Ситуация показалась мало достоверной, я невольно подумал о банальной бюрократической ошибке.
На столе лежали буклеты. Виктор преуспел и в этом. Я взял один. Общество «Мемориал», видимо, помогало в подготовке выставки, за их счет и был сделан буклет. На обложке оказался замечательный рисунок Гальперина из серии «Мертвые души».
Рисунок я хорошо помнил с той, еще первой нашей встречи до поездки в Мурманск. А на последней странице был напечатан портрет печального Гоголя. В конце текста стояла подпись: «В. Кригер, сын Гальперина».
Этому я порадовался. По сути в данное мной «обязательство-расписку» входила и проблема авторства, я не имел права опережать Кригера.
Я сразу же прочитал последние строчки. Виктор вышел на московские структуры Министерства госбезопасности, которые я не знал. Два заключительных абзаца говорили о судьбе Гальперина в последние месяцы его жизни — события были и неведомыми и очень важными для меня.
Кригер писал: «Часть срока Гальперин отбыл в Карлаге, как и Ермолаева. Но 5 октября 1936 года он был увезен в Дмитлаг Московской области. Мне рассказывали, что в Дмитлаге до 1937 года находились Центральные художественные мастерские на канале Москва—Волга: там был деревянный клуб, привезенный из Беломорканала, в клубе располагалась мастерская, где работали художники. В их числе был один по фамилии Гальперин.
В Дмитлаге он пробыл сравнительно недолго. Умер 5 февраля 1938 года в Москве. В свидетельстве, выданном Куйбышевским загсом, поясняется: «Причина смерти — расстрел».
Не все вроде бы сходилось. Как это: «Там был деревянный клуб, привезенный из Беломорканала»? Охранники меньше всего нуждались в столь фундаментальных перевозках. Рабы строили все, что им прикажут, денег за эти дела не платили. Да и «умер в Москве» и «расстрелян» — достаточно разные факты. И в то же время факты, добытые Кригером, пустяком считать я не имел права.
В следующие дни в газетах появились отклики. Доктор искусствоведения профессор Герман писал очень близкое к тому, что чувствал и я:
«...Экспозиция Гальперина следует за работами Калужнина. И то же ощущение высокого и тонкого профессионализма, выстраданности каждого приема и независимости поисков охватывает зрителя. Старший из представленных на выставке художников, Гальперин — единственный, кто сформировался «на повороте столетий». Он учился за границей — в Париже, работал в Вене и Египте и вернулся в Россию лишь в 1921 году. Человек, воспитанный в западных представлениях об автономии искусства, он не мог ни понять, ни принять официозной культуры Советской России. Гальперин был арестован по делу замечательной художницы Веры Ермолаевой и погиб в заключении в 1938 году.
Читать дальше