Владимир Злобин - Гул

Из последних сил он устремился к свету. Ему не пришло в голову, что огонек в глухом лесу — вещь не менее жуткая, чем гнавшаяся по пятам еловая желчь. Может, оранжевый блеск — это огромный зрачок, а Мезенцев давно бежит по длинному склизкому языку прямо в распахнутую пасть? А когда запутается в остром кустарнике, то запоздало поймет, что его распороли не шипы, а кривые зубы? Но разве это важно? Мало ли как может умереть тело? Он знал, что волна смоет его в сосущую черноту. Он будет плыть, чувствуя, как под ним раскрываются черные дыры и скользят доисторические чудища. Каждый миг вечности будет предназначен для содрогания — вдруг из невидимой глубины протянется щупальце? Нет! Что угодно, кроме этого! Бежать не оглядываясь!

Войдя в теплый круг, Мезенцев и не подумал встать на две ноги, как подобает человеку. Он вынесся на свет с хрустом и звериным матом. Люди у костра посмотрели на Олега Романовича с интересом, хотя и без особого удивления.

— Проходите, тащ комиссар, присаживайтесь. Чай поспел.

Это сказал дурачок Гена.

Горб расправился в крылья, отчего калека вдруг и заговорил. Похорошел юродивый, точно притворялся не только головой, но и телом, а как спала блажь — так хоть сразу на выданье. Рядом сидел безглазый чекист Вальтер Рошке. Неподалеку томился Купин с деревянными счетами. Вот навсегда умолк начальник бронепоезда Евгений Витальевич Верикайте, отчего-то носящий женскую фамилию. Хотел Мезенцев подойти к командиру ЧОНа, отрекомендоваться, так ведь толком и не пообщались. Только вот зачем? Не было больше ни полка, ни командира. Сжимал Верикайте свое паровозное тело, и просвечивала сквозь руки голубая кровь. Зато тепло улыбался комиссару Гена — в память о том, кто его не убил. И кругом шумела та же поляна с ясенем, где был бой с бандитами.

А вот... Ганна. Его милая Ганна по фамилии Губченко! Такая же, как и всегда: один глаз зеленый, другой коричневый. И то, что так долго копилось в Мезенцеве, сразу стало вопросом:

— Ты чего... здесь?

— А где же мне еще быть, дурашка?

Мезенцев сделал пару шагов к свету. Страшно было оставаться один на один с гулом. Он налетал из глубины леса теплым, чуть гниловатым душком, запахом тлена и поражения. Гул разбился о границу света, которую поддерживал костер. За спиной сыро хлюпала жижа. Не найдя щелки, она принялась растекаться вокруг костра.

— Олег, — улыбнулась Ганна, — ты голову себе пощупай.

Мезенцев машинально потрогал голову. Она была такой же, как и вчера: вытянутой и твердой. Он никак не мог понять, что изменилось. Причем не мог понять с такой ясностью, которую не омрачала ни одна лишняя мысль, что быстро обо всем догадался.

— Голова у меня больше не болит.

— Правильно. А почему?

— Стало быть... умер?

— Дурак ты, а не умер, — ответил комиссару Гена. — Чего бы тебе мертвым быть?

Со всех сторон вразнобой заворчали:

— Стоишь вот, пахнешь. Носом остатки нашего духа втягиваешь. Душу реквизируешь.

А Ганна добавила:

— Это мы, Олег, мертвые. Ты сам присмотрись.

Мезенцев вгляделся в греющихся у костра. Вот дурачок, которому Рошке самолично вправил мозги. Теперь говорит человеческим голосом. И Рошке тоже, что ли, погиб? Сидит, потерявшись взглядом в земле, нет на умном немецком лице круглых очков. Признал комиссар и остальных — целую россыпь крестьянских лиц, которые пулемет уткнул в пыль у сельской церквушки. А вот те, кто газом задохнулся или заколот был. Все на месте, никого не обидели. Разве что ходит по дуге беспокойный малый — пухлый, круглый, хоть сейчас в кегли играй.

Человек заметил Мезенцева и с надеждой крикнул ему:

— Олег Романович! Товарищ! Не узнаете меня?

— Не имел возможности...

— Это же я, Клубничкин! Командир батареи! Я знаю, кто меня убил!

Мезенцев по привычке потер голову. Она не болела, и это озадачивало его больше, нежели некий Клубничкин, заявивший о старой армейской дружбе. Комиссар, как и все присутствующие, решительно не знал никакого Клубничкина.

Смешной человек продолжал орать:

— Товарищи, вы что? Хватит шутить! Это же я, Илья Иванович Клубничкин! Вы что, обо мне уже забыли? Стоило умереть — и забыли? Почему же вы меня не узнаете? Хоть кто-нибудь! Купин, встать по уставу перед комбатом! Живо! Купин... ну узнай товарища Клубничкина, пожалуйста! Вальтер... дорогой Вальтер, между нами возникало недопонимание, но вы всегда были самым внимательным... Вы меня знаете? Нет? Товарищи! Я знаю, кто меня убил! Дайте рассказать!