Татьяна Старцева - -

же время ходил по грани совсем не игривого.

- Мог бы?

София подняла на него взгляд, и в этот самый момент Доминик поймал себя на том,

что его дыхание учащается. У нее были большие темные глаза, и раньше он назвал бы их

просто карими. Однако в такой близости к ней он видел, что они почти черные, но вокруг

самого зрачка пролегала едва заметная бледно-голубая каемка, контрастирующая с

темнотой.

- "Прекрасная" - это только начало, - пробормотал Доминик и вынужден был

прочистить горло, потому что голос звучал хрипло и грубо. - Я мог бы сказать, что у тебя

глубокий взгляд, полный секретов, я мог бы сказать, что твое лицо заставило бы творцов

Ренессанса рыдать от желания запечатлеть его.

Она издала такой звук, будто не поверила ему.

Он усмехнулся.

- Не веришь мне? Послушай того, кто знает. Если бы ты вышла со своей виллы,

донна, они рухнули бы к твоим ногам, или к твоим башмакам, как сказали бы в то время.

Они захотели бы вырезать твои бедра из мрамора, выточить изгиб твоего подбородка из

дерева. Сам Тициан использовал бы дюжину оттенков коричневого, чтобы истинно

передать цвет твоих волос.

- Некоторые мужчины замечают лишь грудь, - сказала она, и Доминик различил в ее

голосе дрожь - старые раны, возможно, или нечто темнее и глубже.

- Грудь замечательная, не думай, что я не заметил, - ободряюще подхватил он, - но и

остальное в тебе, ну. . Я всегда был из тех мужчин, которые предпочитают, чтобы все было

на месте. И донна, у тебя все на месте.

Ее вздох был тихим как летним бриз. Он медленно поднес руку к ее лицу. Когда она

не отшатнулась, он провел костяшками пальцев по ее щеке. Ее глаза расширились, она

задрожала от его прикосновения.

https://vk.com/vmrosland

- Такая прекрасная, - сказал Доминик. - И такая храбрая. Ты не собиралась ничего

уступать тому грабителю, не так ли?

София слегка подпрыгнула, и он обругал себя за то, что припомнил тот пугающий

инцидент.

- Все закончилось, теперь ты дома и в полной безопасности, - пробормотал он.

София подалась ближе, прислоняясь к нему. Доминик ощущал ее запах, нечто

сладкое и пряное, а под этим ее естественный женственный аромат, более темный и

чувственный. София вздохнула, прижимаясь своим мягким весом к его боку, и он обнял ее

одной рукой. Он наполовину затвердел от ее близости, но в том, как она к нему

прислонялась, было нечто нежное, и он не хотел это спугнуть. Тлеющий жар в его теле

вылился в нечто лучшее, нечто более сладкое, и он потерся щекой о ее голову, заставив ее

рассмеяться.

- Зора так делает, - пробормотала София, и Доминик кивнул.

- Твоя кошка тебя очень любит.

Они провели так несколько долгих секунд, позволив этому длиться. Момент был

чувственным, но в то же время добрым, и наконец Доминик осознал, что должен это

нарушить. София протестующе пробормотала что-то, когда он отстранился, и несмотря на

ее удивление, заставившее его крайне сожалеть о своих словах, Доминик отодвинулся.

- Извини, - сказал он с кривой улыбкой. - Ты только что прошла через... нелегкое

испытание, и я вовсе не помогаю. Ты пострадала и, возможно, не в себе. Боюсь, я бы с

удовольствием этим воспользовался, так что...

- Так что?

- Так что, возможно, будет лучше, если я уйду? Или, если ты не хочешь спать в

одиночестве, я могу... - он осмотрел ее небольшую квартирку, где все жилое пространство

сводилось к узкой кровати, столу и креслу, и нескладно закончил: - устроиться на полу?

Она уставилась на него, и Доминик моргнул, потому что в ее взгляде читался

открытый вызов.

- Что если я скажу, что хочу другого? - спросила она.

В ее голосе определенно звучала смелая резкая нотка, которой раньше не было. И

это заставило его отозваться. Его сердце забилось чуточку быстрее, и ему пришлось

сглотнуть, прежде чем ответить.

- Тогда, поскольку ты здесь определенно главная, я соглашусь с твоим решением.

- Я главная?

- Да. Абсолютно.

Она села неподвижно, как одна из тех статуй, с которыми он ее сравнивал, и воздух

между ними наэлектризовался.

- Наверное, я устала быть начеку, - сказала она, обращаясь как будто к самой себе. -

Я устала прятаться и устала подавлять себя.

- Тебе не стоит этого делать, - прошептал Доминик, и хоть он мог говорить о ее

красоте, он с мягким уколом боли осознал, что речь не только об этом. Был в ней огонь,

который никогда не стоило прятать, что бы ни случилось.

Она встала, и складки ее юбки расправились, очерчивая изгиб ее бедер и давая ему