Давид Гай - Катарсис

– Ну вот… Поселок, в котором их разгрузили, – из шалманов и палаток. Шалман – из досок, снаружи толем покрыт. По бокам нары. По краям шалмана две железные печки. Освещался фонарями. На нарах спали, ели, сидели. Бабушка вспоминала: “Бывало, проснешься в морозные дни, а волосы примерзли к стенке”.

Привезли, как было предписано, два мешка ржаной муки, положили под нары, подоспело начало апреля, пошли грунтовые воды, вся эта мука заплесневела, в комья превратилась, готовить из нее можно было только болтушки. Да еще воду грели, чая не было… Когда появились ягоды, стали ходить по ягоды. Черника спасала, собирали много, продавали по пять копеек стакан. Бабушка за лето себе на туфли накопила, на учебники для школы. Она собирала, а продавала мама по воскресеньям.

Спецпереселенцы, так их называли, паспортов не имели, взамен – справка, не дающая права выезда за пределы города. Материальное обеспечение несравнимо было с вольнонаемными, у тех на Крайнем Севере льготы, а спецпереселенцам шиш. Из нищенской зарплаты еще удерживались проценты на содержание комендатуры НКВД.

Прадед работал на руднике, добывал апатит, ни на минуту не забывая, кто он есть и как к нему и другим бывшим “кулакам” власть относится. Дочка его, то есть бабушка моя, бывало, приедет к нему уже в поздние годы, а он сидит в рубашке с продранными локтями. “Пап, ты бы хоть рубашку нормальную надел”. – “А зачем? Сейчас я как настоящий бедняк. Надену рубаху – буду опять “кулак”.

За столом повисла тишина. Первым нарушил молчание Лео:

– Даже Адольф бесноватый выглядит лучше в сравнении с Усатым отцом народов – он гансонцев не уничтожал, геноцид своему народу не устраивал, за исключением коммунистов и евреев. Ему рабочие руки нужны были и будущие солдаты. А мы отбеливаем прошлое, начисто забыв, что с нашими предками вытворяли правители. Да какой другой народ выдержал бы?! И еще удивляемся, почему он именно такой, рабски-покорный, славословящий власть… А ты, дорогая моя (Капа мигом расцвела, окатив нежным взглядом), знаешь ли высказывание Александра Ивановича, Герцена, – Лео уже поддал и речь его зазвучала c мягкими бархатистыми обертонами. – Будто клеймо, тавро поставил: “ Дворянство, литераторы, ученые и даже ученики повально заражены: в их соки и ткани всосался патриотический сифилис”.

– Не знал этого выражения, – с сожалением отреагировал Дан. Слегка наклонив голову набок подобно птице, которая с любопытством рассматривает со всех сторон незнакомый ей предмет, он глядел на сидевшего напротив рыжего парня с отчетливо проступившими, как на переводной картинке, веснушками – наверное, следствие выпитого. – Из “Колокола?”

– Оттуда.

– Я, может, и не все понимаю в нынешней жизни, – Капа порозовела, расстегнула верхнюю пуговицу блузки. – Но если при мне хвалить начинают Усатого, как ты, Лео, назвал его, вспоминаю бабушкины рассказы, и такая злость во мне закипает, что себя начинаю бояться. Я в такие минуты неуправляемая, – слегка выпучила нижнюю губу. – С работы едва не вылетела, дав бабе одной в рыло, когда та Усатого назвала великим, сплотившим нацию. Ни фига себе сплочение – на крови человеческой!

– Ты у нас, оказывается, боевая, – в словах Лео не было иронии.

Помолчали, выпивка почему-то не шла, сам собой возник разговор о скором отъезде из пансионата, проверке на детекторе лжи и прочих моментах; Дан уверял, что толку в эксперименте нет никакого, таблетки – фикция, кому-то взбрело в голову, наверняка деньги выделили немалые, надо распилить, вот и придумали эту хреновину; Лео, напротив, полагал, что эксперимент удался, неважно, помогут просветлению пилюли или не помогут, главное, нас разговорили , так что устроителям есть над чем подумать.

– Погоди, Лео. – Юл поерзала на кровати, приподнялась, машинально одернула смявшуюся юбку, однако коленки открылись еще откровеннее, а при желании можно было рассмотреть и нечто большее, Капа на мгновение помрачнела. – Погоди… Вот ты спорил с лектором и что-то там про пса и блевотину, а еще про свинью. Просвети, пожалуйста, я ничегошеньки не поняла.

– Милая Юл, если бы ты знала, с какой радостью я бы про это не говорил… Я как Фигаро: хочу посмеяться над всем, иначе пришлось бы заплакать. Увы, со смехом не очень получается.

– А ты анекдот какой-нибудь расскажи, посмеемся вместе, – ввернула Капа.

– Ну, разве что специально для тебя, моя прелесть. – Лео неожиданно приобнял запунцовевшую, глубоко задышавшую Капу. – Про трех блондинок, попавших на тот свет. Анекдот богохульный, предупреждаю.