Давид Гай - Катарсис

В современном обществе, пронизанном ложью на каждом шагу, сложился стараниями масс-медиа своего рода абстрактный культ правды. В мире, где будущее выглядит таким шатким, ненадежным, неопределенным, любой из нас стремится к какой-то уверенности, стабильности. С каждым же словом лжи под нашими ногами вновь разверзается пропасть. Мы уже не уверены ни в чем, даже в себе.

Так почему мы склонны верить лжецам? Не потому ли, что нам нужна ложь? Что мы готовы принять ее за правду? Утешиться ей? Она – составная часть нашей жизни. Наша повседневность настолько сложна, что даже немыслима без обмана. Если б мы говорили на каждом шагу правду, жизнь была бы убийственно неприятна. Конфликты возникали бы постоянно. Мутная вода лжи смягчает напряжение в обществе, сглаживает острые углы.

Так мудро или трусливо поступаем мы, обманывая себя и других? Так сразу и не ответишь. То и другое, похоже, правда. То и другое. С одной стороны, история персонажа, который бы старательно исполнял “формальный долг человека” (Иммануил Кант) – всегда и везде говорил правду, могла бы стать сюжетом лишь для “комедии положений”. С другой стороны, трудно представить себе и общество, где все напропалую врут, где обман – естественная форма жизни. C этим мы сталкиваемся на каждом шагу в нашем государстве, и наш патриотический долг – бороться с этим явлением. Поэтому, господа, вас собрали вместе, чтобы выработать противоядие медицинскими средствами и поставить психологический заслон. Моя лекция, надеюсь, хотя бы отчасти поможет вам…

Розовощекий картинно поклонился, зал жидко зааплодировал.

Он объявил: обсуждение состоится на семинаре, назначенном на следующий понедельник.

– Подготовьте вопросы. Если захотите выступить, мы будем только приветствовать.

На выходе из зала Дан обратил внимание на небольшую, стоявшую полукругом, группу с рыжим пареньком в центре, тем самым, кто интересовался у Профессора, испытывались ли таблетки на мышах; Лео, так значилось в бейджике, оживленно что-то доказывал, Дан остановился, прислушался.

– Вы о демократии, которой у нас нет? Протестую. В нашей стране все делается по велению и хотению большинства. Оно требует, чтобы власть была властью, управляла сильной рукой, ему начхать на независимый суд, для прессы придумали уничижительное – журналюги, либеральные разговоры – чепуха. И власть во всем большинству мирволит.

Неужто и впрямь так считает? – усомнился Дан. – С каких это пор народ всегда прав, а весь народ ошибаться не может… Еще как может: взять тот же Третий рейх в Гансонии или культурную революцию в Поднебесной. А наши Властелины, один и второй, народ их обожал, и не только из-за страха.

Конопатая физиономия парня выражала ловко скрытое лукавство, этакие фигли-мигли, вроде как провоцировал на откровения. “Занятный парнишка, такому палец в рот не клади”, – вывел умозаключение Дан и приготовился к развитию разговора.

– Слушайте, как вас там… Лео: загнули вы про демократию. Заблуждение не перестает быть заблуждением от того, что большинство разделяет его, – заметил пожилой мужчина с необъемной талией, одет он был не вполне подходяще моменту – в камуфляжный костюм – брюки и куртку с капюшоном, перепоясан широким солдатским ремнем и напоминал рыбака или охотника.

– Разумеется! Вы правильно мои рассуждения восприняли. Я дурачком прикинулся, дабы возражения услышать, а если б не услышал, то слинял – чего время тратить попусту.

Хитрая бестия, удовлетворенно подумал Дан.

– Я спросить хочу уважаемую публику: при ком лучше живется – при прежнем Властелине или Преемнике? – не унимался рыжий.

– Ну, ты даешь… Прямо как допрос. Я тебе анекдотом отвечу, – встрял щеголеватый, выбритый до синевы тип с хищным плотоядным носом. – Старого грузина спросили: “Скажи, кацо, при том тебе лучше жилось: при Усатом, Хряке, Бровастом или Меченом?” Кацо подумал и ответил: “При Усатом и Хряке”. – “Как же так? Хряк разоблачил Усатого, в культе личности обвинил”. – “Не имело значения – у меня тогда стоял хорошо…”

Публика гоготнула, затесавшаяся в мужскую кампанию сравнительно молодая дама в смелой, с глубоким вырезом, блузке деланно опустила голову и прикрыла глаза ладонью – фу, бесстыдник…

– Хреново жили и живем, – ответствовал вырядившийся в камуфляж. – И знаете, почему? При Властелине никаких иллюзий, одно мозгоёбство и вранье. “Мы самые великие” и все в таком духе. Как писал философ Ильгин, мера преданности родине – в доносительстве спецслужбам, мера пресмыкания перед властью – как мера преданности стране. Ну, а нынче… Появились было надежды на перемены, многие раскатали губу, но быстро смикитили – ничего не изменится. Не тот народец. У того же философа вычитал: “Методом селекции вывели моральных уродов, у них понятие добра и зла вывернуто на изнанку. Всю свою историю нация наша барахтается в дерьме и при этом желает потопить в нем весь мир…” Цитирую наизусть, память пока не подводит, слава богу.