Давид Гай - Катарсис

Грубая Ложь эту Правду к себе заманила, –

Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.

И легковерная Правда спокойно уснула,

Слюни пустила и разулыбалась во сне.

Хитрая Ложь на себя одеяло стянула,

В Правду впилась и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью, –

Баба как баба, и что ее ради радеть?

Разницы нет никакой между Правдой и Ложью,

Если, конечно, и ту и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые ленты

И прихватила одежды, примерив на глаз,

Деньги взяла, и часы, и еще документы,

Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу

И подивилась, себя оглядев делово, –

Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,

Вымазал чистую Правду, а так – ничего.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:

– Ложь это все, и на Лжи – одеянье мое!..

Двое блаженных калек протокол составляли

И обзывали дурными словами ее.

Стервой ругали ее, и похуже, чем стервой,

Мазали глиной, спустили дворового пса:

– Духу чтоб не было! На километр сто первый

Выселить, выслать за двадцать четыре часа.

Тот протокол заключался обидной тирадой,

(Кстати, навесили Правде чужие дела):

Дескать, какая-то мразь называется Правдой,

Ну а сама, вся как есть, пропилась догола.

Голая Правда божилась, клялась и рыдала,

Долго болела, скиталась, нуждалась в деньгах.

Грязная Ложь чистокровную лошадь украла

И ускакала на длинных и тонких ногах.

Впрочем, легко уживаться с заведомой ложью,

Правда колола глаза и намаялись с ней.

Бродит теперь, неподкупная, по бездорожью,

Из-за своей наготы избегая людей.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, –

Правда, в речах его – правды на ломаный грош:

– Чистая Правда со временем восторжествует,

Если проделает то же, что явная Ложь.

Часто разлив по сто семьдесят граммов на брата,

Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.

Могут раздеть – это чистая правда, ребята!

Глядь, а штаны твои носит коварная Ложь.

Глядь, на часы твои смотрит коварная Ложь.

Глядь, а конем твоим правит коварная Ложь.

Хриплый голос умолк, экран потух, в аудитории раздались аплодисменты. Юл отбивала ладони вместе со всеми.

– Грустная песня, безысходностью попахивает, – она повернулась к Дану.

– Да уж веселого мало.

– Тогда зачем нам это слушать?

– Проверка эффективности таблеток, наверное.

Секунда-другая, и на экране поплыли строчки без пояснений невидимого диктора. Афоризмы и высказывания известных и знаменитых людей сопровождала музыка, кажется, ноктюрн Шопена, определил Дан.

Проблема славишцев не в том, что они обмануты, а в том, что они всякий раз превращаются в народ лжецов. Это стыдно, но удобно.

Голая правда сгорает в одночасье.

Иногда полезно и самому верить в то, что говоришь и за что борешься…

Не следует обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы сами постоянно ее утаиваем от себя (Франсуа де Ларошфуко)

Правда подчас рождает ненависть (Публий Теренций)

Или ничто не истинно, или истинное нам неизвестно (Демокрит)

Будьте правдивы – это не значит: будьте банально точными (Огюст Роден)

Две ненавидящие друг друга правды способны родить тысячи видов лжи (Владислав Гжегорчик)

Если истина многогранна, то ложь многоголоса (Уинстон Черчилль)

Какой смысл лгать, если того же результата можно добиться, тщательно дозируя правду? (Уильям Фостер)

Ложь обойдет полсвета, прежде чем правда успеет надеть башмаки (английская пословица)

Не будь снобом. Никогда не лги, если правда лучше оплачивается (Станислав Лем)

Трудно поверить, что человек говорит тебе правду, если знаешь, что ты сам на его месте солгал бы (Генри Менкен)

Мелодия завершилась, строчки исчезли, экран опустел и почернел и зазвучал голос диктора; произносил он слова и предложения с нотками сдержанной и почти ненатуральной печали и даже скорби – так в свое время, если судить по запомнившейся Дану исторической телехронике, зачитывали некрологи по поводу усопших старцев —вождей Славишии, уходивших на тот свет с завидным постоянством и растущей частотой, до момента, когда с нехорошей традицией покончил Властитель №2, отличавшийся отменным здоровьем и правивший страной до глубокой старости и кончины, которая, увы, никого не минует.