Но то же, что случилось с немецкими князьями, могли повториться и с другими государями. Можно указать и на таких королей, которым незачем было стремиться к реформации, и на таких, которые, наоборот, сами ее вводили.

Король Франции Франциск I. Портрет работы Жана Клуэ, ок. 1530
Первое относится к королям, французскому и польскому. Франциск I (1515–1547) и Сигизмунд I (1506–1548), царствовавшие в первой половине XVI века, не имели ни малейшей надобности бросаться в реформацию, так как отношения их к папству были удовлетворительны. По болонскому конкордату с Львом X (1516 г.) французский король получил право замещения всех высших церковных должностей в государстве. Это вполне отдавало в его руки местное духовенство, за что он уступал папе прежние доходы с галликанской церкви, отмененные в XV в. буржской прагматической санкцией. Польский король имел те же права гораздо ранее и за более дешевую цену, так как Польше удалось выхлопотать себе право не платить многих поборов в Рим; немногие спорные пункты были тоже благополучно разрешены конкордатом Сигизмунда I с Климентом VII (1525). Таким образом, оба государя были достаточно независимы от папы и имели обширную власть над национальным духовенством. С другой стороны, оба видели в реформации опасное движение, грозящее внутренними смутами. Франциск I отнесся сначала к реформации индифферентно, но в 1525 г. папа Климент VII убедил его, что протестанты – бунтовщики против власти. Беспорядки, произведенные в Париже протестантами в 1535 г., заставили его принять против ереси самые крутые меры. В эдикте 1543 г. реформаты были названы «возмутителями и нарушителями общественного спокойствия, бунтовщиками против короля и правосудия, заговорщиками против государственного благоденствия, зависящего по преимуществу от сохранения чистоты католической религии». Французский король держался принципа: «un roi, une loi, une foi» (один король, один закон, одна вера) и находил, что «все эти секты служат не столько назиданию душ, сколько потрясению государств». На ту же чисто политическую точку зрения еще ранее его стал и Сигизмунд I, которому даже пришлось усмирять восстание в Данциге, получившее реформационный характер. На нововерие он смотрел очень просто: «перестали платить десятину духовенству, чего доброго – перестанут платить подати государству». Вообще, его эдикты против «лютеровой ереси» полны соображениями подобного рода. Эдикты 1520 и 1522 г., запрещавшие ввоз сочинений Лютера, указывают на их опасность для существующего порядка вещей и спокойствия государства (contra mores et instituta patrum... ac in perturbationem communis status): «что останется в жизни твердого и прочного, коль скоро каждому будет дозволено, по собственному разумению и произволу, судить и рядить о вещах божественных и даже человеческих» (tam de divinis, quam etiam humanis rebus)? Эдикт 1523 г. против ввоза, распространения и чтения лютеровых книг, грозивший костром всем ослушникам, также говорит: все это ведет только к смуте и происходит от неповиновения власти, «которая должна охранять единство и спокойствие у подданных ей народов, а это возможно лишь при том условии, если божеские и человеческие учреждения, утвержденные долговременным обычаем и всеобщим одобрением, будут охраняться и поддерживаться, мятежные же люди, желающие быть умнее, чем нужно, – наказываться». Еще эдикт того же года указывал на то, что «после нападения на религию захотят все мутить, а это, как свидетельствуют многие примеры, приводит к бунтам и к гибели государств». Подавляя протестантизм в собственных владениях, и Франциск I, и Сигизмунд I, однако, помогали реформации вне своих государств. Французский король вступал в союз с немецкими протестантскими князьями против Карла V; не без французских денег произошла и реставрация герцога вюртембергского, сопровождавшаяся введением лютеранства в его княжестве. Когда в 1546 г. папа Павел III склонял Польшу к вмешательству в шмалькальденскую войну, Сигизмунд I запретил своим подданным принимать в ней участие на том основании, что он связан одинаковыми узами дружбы с обеими враждующими сторонами, т. е. и с католическим императором, и с протестантскими князьями. Но самый замечательный факт в истории отношений Сигизмунда к реформации, это – его согласие на секуляризацию Пруссии. В 1525 г. гроссмейстер тевтонского ордена Альбрехт Бранденбурский задумал, оставив духовное звание, превратить владения ордена в светское наследственное герцогство в ленной зависимости от Польши. Сигизмунд I не обратил ни малейшего внимания на то, что Альбрехт, собственно говоря, был клятвопреступник, вероотступник и святотатец, и торжественным актом принятия присяги от нового герцога, приехавшего лично для этого в Краков, он санкционировал превращение духовного владения в светское герцогство.
Читать дальше