Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

В монастыре Лютер строго исполнял все обязанности монаха. Но аскетические подвиги не могли переменить его тревожного душевного состояния: он все мучился сознанием своей греховности, постился, молился, не спал по ночам, истязал себя и, чувствуя себя недостойным, подолгу не решался причащаться. В предисловии к изданию всех своих сочинений он сам писал впоследствии: «Пусть читатель не забывает, что я был монахом и отъявленным папистом, до такой степени проникнутым и поглощенным доктриною папства, что, если бы только мог, готов был бы или сам убивать, или желать казни тех, кто отвергал, хотя на одну йоту, повиновение папе. Защищая папу, прибавляет он, – я не оставался холодным куском льда, как Экк и ему подобные, которые, право, сделались, как мне казалось, защитниками папы скорее ради своего толстого брюха, чем по убеждению в важности этого предмета. Даже более: мне и до сих пор кажется еще, что они насмехаются над папой, как истые эпикурейцы. Я же отдавался доктрине всем сердцем, как человек, который страшно боится дня судного, и, несмотря на то, желает спастись, желает этого с трепетом, проникающим до мозга костей». Все это время Лютера преследовала мысль о греховности; сомнение в возможности собственного спасения наполняло его душу и не давало ему покоя. Ему казалось недостойным делом слагать с себя бремя грехов внешними делами, иногда чисто формального характера. Его мучили разные сомнения. Ветхозаветный Бог гнева и мести внушал ему один страх; его очень смущало изречение: «правосудие Божие есть гнев Божий», и он даже думал, что лучше было бы, если бы Бог не открывал Евангелия, ибо кто же может любить Бога гневного и осуждающего. Разрешение своих сомнений Лютер нашел у блаженного Августина, учившего об оправдании посредством веры и чрез избрание Божие, если вера эта правая и совершенная; нашел его также у мистиков, отдававших внутреннему настроению преимущество перед внешними делами, и в изречении пророка Аввакума: «праведный от веры жив будет». Эти слова он истолковал в том смысле, что праведный есть именно человек, оправданный перед Богом своею верою, и что правда Божия делает блаженными всех верующих в него. Эти мысли, как известно, и сделались исходным пунктом протестантской теологии. Много содействовал разрешению сомнений Лютера в указанном смысле Иоганн Штаупиц, генеральный викарий августинского ордена. Между тем в 1502 г. в Виттенберге курфюрст саксонский Фридрих Мудрый основал университет, и Штаупиц рекомендовал ему (1509) Лютера на кафедру философии, которую впоследствии, получив степень доктора богословия, он променял на кафедру богословия. Сначала Лютер долго от этого отказывался. Тот же Штаупиц уговорил его потом сделаться проповедником. На слушателей Лютер производил сильное впечатление своим искренним и убежденным словом. Его проповеди имели большой успех. Новые занятия оставляли ему мало времени для аскетических подвигов, но он продолжал им предаваться по‑прежнему. В 1510 г. исполнилось давнишнее желание Лютера: по делам ли ордена, или в силу старого обета он отправился в Рим. Этому путешествию впоследствии приписывалось большое влияние на изменение его отношения к католицизму, но хотя его и скандализировало весьма многое в образе мыслей жизни итальянского духовенства, но его впечатления тогда не были еще обобщены, и он возвратился в Виттенберг из Италии добрым католиком, хотя и с нерасположением немца к итальянским порокам. На родине он продолжал свои богословские занятия и стал изучать греческий и еврейский языки; лишь в этом периоде его жизни мы впервые замечаем влияние на него богословских идей Эразма и некоторое сближение с гуманистами; по крайней мере, во время рейхлиновского спора он выразил Рейхлину свое сочувствие, хотя был очень недоволен «Письмами темных людей».

В 1517 г. в окрестностях Виттенберга появился продавать индульгенции монах Иоанн Тецель [2], человек наглый, говоривший, что отпущение грехов посредством индульгенций имеет большее значение, чем самое крещение, что всякий, кто купит индульгенцию, будет в лучшем состоянии, нежели был Адам до своего грехопадения, и т. п. Чуткую религиозную совесть Лютера оскорбляло поведение Тецеля, но не так, как оскорбляло оно многих его современников, порицавших нахальство продавцов, суеверную безнравственность покупателей, денежные вымогательства курии с немцев; учение об индульгенциях, в основе которого лежал взгляд на грех, как на чисто формальное нарушение закона, формальным же образом и могущее быть заглаженным, находилось в резком противоречии с тою религиозною мыслью, выстраданною Лютером в тиши его монастырской кельи и сделавшейся главным предметом его богословских занятий. Весьма естественно, что он выступил с проповедью, осуждавшей торг индульгенциями, но так как, несмотря на это, Тецель находил еще многих покупателей своего товара, то Лютер обратился с письмом к немецким епископам. От большинства он не получил никакого ответа, и лишь один советовал ему не мешаться не в свое дело. Тогда осенью того же года (31 окт.) он прибил на дверях церкви виттенбергского замка свои 95 тезисов, развив в них учение о покаянии, о действии Божьей благодати, об оправдании верою; но осуждая в них поведение Тецеля, Лютер не думал ни о разрыве с церковью, ни о порицании её учений и папы. Он строго отделял их от «проповедника отпущения». Конечно, он не предвидел, что из этого должно было выйти. «Я был один, писал он в одном письме, и неосторожностью вовлечен в это дело; я не только уступал папе во многом, но даже чистосердечно обожал его. Ибо кто я был тогда? Ничтожный монах, походивший скорее на труп, чем на живое существо».