Рабочий - Шиллер Фридрих

Несомненно Шиллер многим обязан Сен-Реалю, так как фактическая правда истории (которой, впрочем, он и не мог знать в то время) не давала такого благодарнаго материала для поэтическаго творчества, как "романическая новелла" Сен-Реаля. Далее, Шиллер воспользовался также некоторыми данными из французской драматической обработки того же источника, т. е. повести Сен-Реаля, обработки, исполненной во второй половине XVIII века Мерсье {Еще раньше Мерсье во Франции сюжет повести С.-Реаля быт переделан в трагедию Кампистронон (1685), а в Англии Танасом Отуей (Th. Otway), но обе эти обработки не имеют отношения к пьесе Шиллера. Мерсье писать одновременно с Шиллером, а около того же времени, т. е. в 1783 г., появилась итальянская трагедия Альфиери на ту же тему "Filippo". Знакомство Шиллера с драмой Мерсье -- предположение Минора.}. Затем, при разложении драмы Шиллера на ея составные элементы, раскрывается целый ряд литературных влияний и даже позаимствований -- у Шекспира, Лейзевица (признаваемых и самим Шиллером {В письме к Рейнвальду Шиллер писал, что его Карлос обладает душою Гамлета Шекспира, плотью и кровью Юлия Тарентскаго Лейзевица, и "пульсом» его самого. См: Минора в. ук., 547--50.}, Лессинга ("Натан Мудрый") и повторения ситуаций, уже намеченных в двух более ранних драмах Шиллера. Главные упреки критиков направлены против непоследовательности в характеристике маркиза Позы, который отчасти неожиданно для самого себя играет двойную игру, изменив Карлосу и поверив в возможное обращение на путь истины Филиппа,-- и против слабости развязки, при чем Шиллер как-бы и сам не съумел разобраться в интриге,представляющейся крайне осложненной и слабо мотивированной в двух последних действиях. Все эти замечания обстоятельно разъяснены в выше указанных трудах по поводу произведения Шиллера, а в защиту его приводятся слова поэта Геббеля: "Драма "Дон Карлос» заслуживает признания во всем в отдельности, но не в целом». Помимо этого несоответствия частностей с целым, против характера маркиза Позы высказан был еще упрек с точки зрения исторической критики: возможен ли был такой образ мыслей, который присущ Позе, у испанскаго гранда XVI века? Конечно, идеи, высказываемыя маркизом, стоят в непосредственной связи с просветительной философией XVIII века и Шиллер устами Позы выражал главным образом свои личные взгляды и идеалы, навеянные чтением Монтескье и Руссо. Но никто не может осудить Шиллера за этот "идейный анахронизм», допущенный в поэтическом произведении. Мы заметили бы только, что по вопросу о возможности в XVI веке миросозерцания в духе тех взглядов, которые исповедует Поза, критики Шиллера быть может слишком решительно отрицают ее, опираясь на фактическия данныя истории Испании. Что исторический Поза не играл той роли, которую приписал ему Шиллер, в этом нет сомнения; но уже в XVI веке во Франции и в Англии возникли социальныя утопии, которыя во многом являются прообразом теорий Руссо; этим утопиям отдал дань даже Монтэнь, и испанец, побывавший, как Поза, в разных странах, изучая людей и знакомясь с их произведениями, мог выработать себе некоторые гуманитарные идеалы, которых трактат Ла-Боэси "Contr'un" служит примерным показателем и для XVI века. От Ла-Боэси к Руссо переход, несмотря на два столетия, отделяющия их, совсем не такой резкий; сущность воззрений та же, и Шиллер лишь придал больше зрелости, по сравнению с разсуждениями Ла-Боэси, планам маркиза Позы, если признавать показателем этой зрелости между прочим и признание, что человечество еще не созрело для такой организации, которая гарантировала бы полную справедливость отношений между людьми и индивидуальную свободу граждан: ближайшим идеалом Позы пока представляется просвещенный монарх. И этот идеал был не нов: он является в тесном преемстве к трактатам гуманистов о "воспитании правителей", примыкающим к еще более ранним богословским разсуждениям на ту же тему в средние века {См. у Минора, в. ук., стр. 551--56.}. Классической книгой даннаго типа на рубеже XVII--XVIII вв. представляется роман Фенелона "Телемак». Минор в вышеуказанном труде, цитируя немецкое переложение в стихах произведения Фенелона, напоминает далее слова Виланда (в "Золотом Зеркале"), что правильное наблюдение за воспитанием царскаго сына представляется наилучшей формой конституции. Шиллер придерживался того же взгляда, и в своей пьесе, когда она приняла уже вполне определенную политическую окраску, он поручает роль воспитателя дона-Карлоса его другу и товарищу детства -- маркизу Позе. Последний должен был подготовить его к гуманитарной деятельности, при чем даже любовь Карлоса к королеве представляется Позе воспитательным средством, чтобы направить принца к высокой цели. Происходит это несколько поспешно: маркиз только что вернулся в Испанию после долгаго путешествия; он всего "два дня" в Мадрите, едва встретил своего приятеля и узнал об его несчастной любви, и тотчас в его голове создается целый план -- как использовать чувство принца для его будущей деятельности во Фландрии. Положим, почва была подготовлена прежней дружбой Позы с Карлосом, их юношескими мечтами человеколюбиваго характера. Но далее Поза выступает в роли как бы действительнаго наставника инфанта и подвергает его предварительному испытанию: он ставит вопрос -- съумеет ли дон-Карлос удержаться на высоте своего настоящаго образа мыслей, когда он вступит на престол? Король Филипп умрет; Карлос станет во главе могущественнейшаго из христианских царств. Необозримая пропасть отделит его от обыкновенных смертных. Знает ли он, каким искушениям подвергаются неограниченные правители? Поза дает такия же предостережения Карлосу, как в "Аталии" Расина первосвященник Жоад юному царевичу, котораго он спас от смерти и тайно воспитал, готовя в нем преемника престола. Шиллер, повидимому, вдохновился этой сценой в трагедии Расина, и создал совершенно аналогичную ей ситуацию между Карлосом и Позой (Д, I, явл. IX), с тою разницей, конечно, что Карлос уже не дитя, как Жоас (в "Аталии"), а 23-летний юноша, и что его "наставник» всего на два года его старше и представляется одновременно его другом и товарищем. Как бы то ни было, друзья договорились; они ударили по рукам; союз заключен и Карлос должен быть исполнителем высоких предначертаний Позы. И тут последовала неожиданная "измена" маркиза: знаменитая сцена его с королем Филиппом II, представляющаяся самым ярким эпизодом в драме Шиллера, оказывается в противоречии с основным характером маркиза, с его первоначальными планами, с его союзом дружбы, только что заключенным с дон Карлосом! Возможно ли допустить такую непоследовательность, такое внезапное ослепление у человека, который, призванный Филиппом, шел к нему на аудиенцию с улыбкой недоверия на устах, объясняя требование короля простым любопытством и жалея о потраченных минутах: "жизнь так коротка". Большинство критиков считают внезапный поворот в настроении маркиза Позы, неожиданное доверие, которое он выказывает королю -- фактом невероятным. Против этого трудно спорить и самооправдание Шиллера (в его "Письмах») не убедительно. Однако и невероятное не есть абсолютно невозможное, и логическая непоследовательность поступка Позы не представляется нам психологически немыслимой. Шиллер обставил этот переход маркиза от Карлоса к королю достаточными пояснениями, которыя, не оправдывая вполне поступка маркиза, все же служат к раскрытию психологической возможности его временной "измены" своему другу. A какия выгоды автор извлек из этой капитальной сцены Филиппа с Позой -- для характеристики короля, для прояснения идеалов Позы, для раскрытия, вообще, миросозерцания, котораго основной чертой является забота о благе всех людей,-- все это настолько очевидно, что мы могли бы помириться и с еще большими натяжками в ситуации, давшей повод Шиллеру высказать с такою яркостью свои задушевныя думы. Существеннее упреки, направленные против двух последних действий, где нить интриги действительно запутана до нельзя, и самопожертвование Позы в виде искупления за свой проступок перед другом, таинственное свидание Карлоса с королевой, где вплетаются отзвуки сцены с тенью короля в "Гамлете" Шекспира, заключительная сцена с великим инквизитором, заимствованная из повести Сен Реаля, но разработанная под влиянием Лессинга.-- Весь этот финал трагедии, сведенной на "нет», несколько туманен и представляет ряд формальных недочетов, которые более или менее общепризнаны. Но, конечно, не в них суть дела: по своему внутреннему значению,-- для довершения характеристики главных действующих лиц и картины эпохи, в которой утопия маркиза Позы могла лишь промелькнуть, как смутное предвидение далекаго будущаго, закрытаго завесой тяжелаго настоящаго,-- нужны были и добровольное самопожертвование Позы, и резкий поворот назад Филиппа, и приговор над Карлосом, и даже появление великаго инквизитора -- "этого слепца" ,служащаго символом упорнаго отказа поборников "железнаго жезла правителей" -- верить в возможный и действительно наступивший в Европе, в эпоху Шиллера, восход зари "свободы просвещенной".