Лесса Каури - Золушки при делах. Часть 2

Он не знал, сколько прошло времени, пока на поверхность из бредового тумана пробилась мысль о том, что его специально чем-то опаивают, дабы был тих и покорен. Вода, действительно, стояла в миске – в углу зарешеченного закутка, в котором он себя обнаружил. Лихай перестал пить оттуда, довольствуясь влагой, слизанной со стен. И спустя несколько часов обнаружил, что может здраво соображать.

Помещение, в котором его держали, представляло собой каменную клеть с одной зарешеченной стенкой. В отрогах подземных пещер таких небольших каверн было немало, и в каждой из них – судя по звукам – обитало живое существо. Опасаясь наблюдения своих пленителей, Лихо вел себя, как прежде – лежал, как убитый, иногда делал вид, что лакает из миски, пытался встать, но падал обратно. А сам слушал, нюхал, смотрел. Звериная ипостась, которую он принял сразу же, как только отошел от действия наркотиков, не позволяла увидеть многого, зато позволяла услышать и почувствовать. Основываясь на данных собственных органов чувств, Лихай насчитал около десяти разных оборотней, разделивших с ним печальную участь пленника. Некоторые из них были живы, но неподвижны, другие бросались на стены, сходя с ума от ярости, третьи… третьи его пугали. Они вели себя спокойно, даже разумно, но их запах был изменен. И сквозило в нем не что иное, как безумие. Теперь Лихо не сомневался, что попал туда, куда стремился, идя по следу.

В один из дней – дней, потому что полоса света рисовала на полу идеальную прямую, - послышались шаги, и к его клети приблизились двое: высокая рыжеволосая фарга с красивым, но холодным лицом, и старик, ступавший тяжело и неровно.

Лихай свернулся клубочком, накрыл морду хвостом и задышал спокойно и размеренно, как лис, находящийся в глубоком сне.

- Вот он, несостоявшийся герой-любовник, дрыхнет! - зазвучал низкий женский голос.

- Хорош, - проскрипел ее спутник, - давненько я не встречал никого из Красных Лихов!

- Их никого и не осталось, он – последний, - ответила женщина.

Старик причмокнул губами.

- Природные мощь и красота попраны этими мягкотелыми уродцами - людьми! Жаль, жаль! Но он послужит нам для того, чтобы их уничтожить! Мы отправим его в самое сердце Ласурии, как отравленную стрелу, и будем ждать воли… Завтра проведем обряд, идем!

- Старший, когда же мы, наконец, познаем ее?

- Терпение, клыкастая, терпение! Сокрытых еще слишком мало в центральных частях страны! Всему свое время.

Они ушли, однако Лихо навострил уши. В сказанном было что-то, чего он не понял. Интонация, с которой старик произнес слово «воля».

Нет, не так!

ВОЛЯ.

Загадки множились, не давая ответов. Что ж, он вернется к ним позднее, пока ясно одно – с ним что-то сделают завтра. Что-то, чему он вряд ли обрадуется… А значит, надо рвать когти!

***

Его Величество с трудом разлепил веки и уставился в потолок, нисколько не походящий на потолок его дворцовых покоев. Медленно перевел взгляд на источник света, сощурился, разглядывая обнаженную женскую фигуру, застывшую у окна, которая казалась сияющией из-за заливающих ее солнечных лучей.

Услышав движение короля, спустившего ноги с постели, Богиня чуть повернула голову.

- Ты знаешь, что прекрасна, Ники? – хрипло спросил Редьярд и, увидев кем-то заботливо поставленный на столик у кровати кувшин с водой, жадно приник к нему.

- Я знаю, что люди – трусы, прикоснувшись к Вечности, тут же спешат напиться и забыть о ней… - задумчиво ответила она.

- Эй, ты пила наравне с нами! – возмутился король.

- Я тоже трусиха, - по голосу было слышно, что она улыбается. – Закажем завтрак в номер?

- Заказывай, - махнул рукой Рэд и снова улегся. – На носу Весенний бал, а это значит суета и примерки у Артазеля, который опять будет не в духе из-за количества заказов! Устрою себе сегодня выходной… Иди сюда!

Волшебница прошлась по комнате, подбирая с пола предметы одежды.

- Не пойду, да простит меня Твое Величество! - качнула головой. – Позавтракаю с тобой и отправлюсь в Башню. К сожалению, у меня нет достойного преемника, как у тебя. Все приходится делать самой.

- Знаешь, я с тобой знаком тысячу лет, - ничуть не обиделся Редьярд, - помню, как подростком пялился на твою задницу, когда ты приезжала к моему отцу потолковать о делах. Ты – как небо, Ники, но если когда-нибудь тебя не станет – что будет с Ласурией?

Никорин на мгновение перестала застегивать пуговки на батистовой рубашке и взглянула на него исподлобья: