Айя Субботина - Молчи обо мне

— Я… не понимаю, — окончательно теряется Евгения.

У нее мокрые после душа волосы и на мой вкус ей следовало бы подстричь их до линии подбородка, чтобы открывать тонкую шею и впадины над ключицами. В офисе она всегда в наглухо закрытых блузах, но сейчас я вижу каждую веснушку на сливочной коже. Почему она одна? Если отбросить тот факт, что эта женщина — совсем не мой типаж, то она могла бы стать украшением любого мужчины: аккуратная, маленькая, хорошо сложена. Даже сейчас, после родов, я не вижу ни единого намека на лишний вес. А уж о том, что женщина с ее достатком и устроенностью может претендовать даже на топ-менеджера уровня «Газпрома» можно и не заикаться. Но она одна и, не считая инцидента с Сабининым, я не припомню возле нее мужчин. Отец ребенка так сильно зацепил это маленькое несчастное сердце?

— Я уйду, если вы один раз, но убедительно скажите, что сегодня хотите остаться одна.

Мы смотрим друг на друга и оба понимаем, что ничего подобного она не скажет. Но я рад, что даже не пытается, потому что до сегодняшнего дня мне крайне импонировала ее честность. Не хотелось бы пачкать образ натужной ложью.

— Еду можно заказать из ресторана, — сдается Евгения. — Или из пиццерии.

— Вам можно? Никакой особенной диеты?

Это просто технический вопрос, уточнение, но Левитская внезапно тушуется и становится красной, как рак. Бормочет что-то вроде «да, можно, нет никакой диеты» и, извинившись, прячется в детской.

Глава сорок третья: Одиночка

Я хочу, чтобы он ушел.

И хочу, чтобы остался.

Потому что больше, чем компания этого непонятного Луки, меня страшит одиночество, которое успело свить гнездо в каждом углу каждой комнаты моей квартиры. Я почти вижу их: затянутые черной паутиной куски, из которых торчат призрачные воронята. Если Лука уйдет, я останусь с ними один на один, совершенно вымученная последними неделями и не способная дать достойный отпор даже собственному воображению.

Я укладываю Хельга в кроватку и долго-долго рассматриваю маленькое умиротворенное личико. Он правда похож на Артема как две капли воды, и я уверена, что ничего не изменится даже спустя месяцы и годы. В конечном итоге мой Олег-Хельг превратится в ушедшего от меня мужчину, и я смогу каждый день улыбаться ему и желать спокойной ночи. В конец концов, это мое собственное противоядие.

Правда, у него есть огромный побочный эффект, против которого я еще не выработала иммунитет: чем больше я смотрю на своего сына, тем отчетливее понимаю, что его отец… Он до сих пор здесь, в моей голове. И всегда там был. Все эти месяцы я забивала свою голову всем, что попадалось на глаза или под руку, я делала вид, что живу, но на самом деле всего лишь довольно неплохо лгала сама себе.

— Твоя мама — самая настоящая слабачка, — шепчу я, трогая спрятанную в зашитый рукав комбинезона ладошку сына. Хельг даже не шевелится, так крепко и сладко спит.

А я внезапно вспоминаю, каким маленьким он был в руках Луки.

Отбрасываю эти мысли, включаю и проверяю радио-няню, но еще минуту топчусь на пороге детской не в силах выйти из убежища.

Почему он здесь? Зачем? Только ради меня?

Я не настолько наивна, чтобы поверить, будто Лука вдруг решил блеснуть приступом альтруизма. Не просто так он сказал о матери. И та женщина, носившая его ребенка — он сказал, что ее больше нет. Буквально?

Но выйти все ж приходится: в прихожей раздается писк домофона и по коротким фразам Луки я слышу, что приехала доставка.

Когда потихоньку, словно воришка, крадусь на собственную кухню, он как раз достает из пакетов аккуратно сложенную в коробочки еду.

Без пиджака, с рукавами, подвернутыми почти до локтей.

У него смуглая кожа, и это точно не загар из солярия, потому что несколько недель назад он летал отдыхать туда, где солнце, пальмы и океан. Без женщины, насколько мне известно, хотя это Лука, и Анджела скорее сцепится со сворой газетчиков, чем позволит ненужным новостям просочиться «на большой экран».

Я почему-то буквально прикипаю взглядом к этим рукам: они крепкие, жилистые, с длинными пальцами и набухшими венами. Редка поросль волосков кажется настолько естественной, что у меня ощущение, будто вместо ужина мне доставили персональное эстетическое удовольствие. Хочется заморозить мгновение, чтобы без страха провести пальцем по внутренней части предплечья, почувствовать удары сердца в этих венах.

— Садитесь, Евгения, — приказывает Лука, и я теряю наваждение момента.