Айя Субботина - Молчи обо мне

— Почему вы думаете, что что-то не в порядке? — Я нарочно не тянусь за бокалом, потому что почти наверняка меня выдадут дрожащие руки. Я знаю, на что подписываюсь, знаю, что после моего окончательного согласия этот Мефистофель подсунет пергамент и серебряную иглу, чтобы я проколола палец и подписалась кровью. Такие деньги и такие возможности не дают за просто так. Это всегда сделка за душу — ни больше ни меньше.

— Потому что в прошлый раз вы сопротивлялись, а сейчас, кажется, готовы подписаться даже под добровольным рабством.

Я совершаю большую ошибку, позволив себе взглянуть ему в глаза. Еще мгновение пытаюсь сопротивляться, но он уже словил меня и запросто считывает информацию словно не человек, а андроид, и в сетчатку его глаза вживлен сканер человеческих души. Никогда в жизни я не чувствовала себя настолько морально обнаженной, и, несмотря на то, что Лука весьма цинично озвучивает очень личные вещи, именно сейчас он словно окончательно срывает с меня все до последней тряпки, оставив совершенно голой.

Непроизвольно тянусь чтобы обнять себя за плечи и тут же вспоминаю, что этот жест выдаст мою неуверенность.

Поздно. Мужчина встает из-за стола, расслабленно-ленивым жестом снимает пиджак и так же расслабленно, словно подобное в порядке вещей и включено в «меню собеседования», набрасывает его мне на плечи.

— Прогуляемся, Евгения. — Еще один пункт заказа, который он не считает нужным обсудить.

Еще одна степень затягивания моей смирительной рубашки.

Мы выходим на залитый солнцем проспект и какое-то время просто медленно идем в полной тишине. Не знаю, чувствует ли мой спутник, но я благодарна за эту паузу и возможность собрать и рассортировать мысли.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍— Буду с вами откровенен, Евгения. — Тон его голоса меняется с делового на более личный. Не знаю, возможно ли описать словами эти изменения, но если подобрать наиболее близкую аналогию, то это словно на ходу перепрыгнуть из спортивного болида на комфортное заднее сиденье представительского седана. Здесь даже можно рассмотреть вид из окна, и рев двигателя не режет нервы, но за рулем сидит Джокер, и одному богу известно, что взбредет ему в голову.

— Обычно я не лезу в личную жизнь моих сотрудников, — начинает Лука — и я понимаю, что самое важное собеседование начинается именно сейчас. Потому что обсуждение моих профессиональных качеств было лишь данью: наверняка его персонал раскопал обо мне все, что только можно, чтобы оценить уровень моей компетентности. Пусть это прозвучит тщеславно, но, если бы я не была нужна ему со всеми своим потенциалом, вряд ли Лука стал бы держать место так долго. — Но это правило не распространяется на женщин и на людей, которым я собираюсь доверить одну из стратегически значимых отраслей.

— Я понимаю, — киваю в ответ и на этот раз получаю порцию говорящего «я еще не закончил» взгляда.

— Мне нужен не просто человек с кристально чистой репутацией, но еще и, в некоторой степени, «родня». Человек, на которого я смогу положиться, как на себя самого, потому что — буду откровенен — у меня не будет возможности пристально и часто контролировать вашу работу. Хоть, конечно, все мои сотрудники сидят на коротком поводке.

— Что вы хотите знать?

— Могу ли я полностью на вас положиться?

— Разве мы не обсудили это за столом?

Лука придерживает меня за локоть, и я по инерции разворачиваюсь к нему лицом.

Меня внезапно пугает его близость. Так сильно, что инстинктивно пытаюсь освободить руку, но он лишь сильнее сжимает пальцы и выразительно вскидывает бровь.

— Мне не нужны сотрудники с душевными травмами, Евгения, потому что даже уникумы вроде вас, всего лишь люди, а мне нужен профессионал.

— Боюсь, в двадцать первом веке еще не придумали способ для ампутации сердца. Поэтому, Лука, я действительно всего лишь человек.

— Ампутация сердца, — растягивая слова, повторяет он. — Скорее, ампутация чувств. На работе вы нужны мне без слез, соплей и женских истерик. На работе мне необходим безэмоциональный сотрудник, моя правая рука, которая, выходя из дома, оставит в квартире все свое душевно-страдательное дерьмо и отдаст работе свою голову и таланты. Вот за это я плачу шестизначную сумму. И вы должны это понимать. И принять взвешенное решение, иначе станете самым большим разочарованием года.

— Год только начался, — внезапно сухо отзываюсь я. Хорошо, что разговор перетек в это русло, потому что мне тоже есть, что сказать. — Я хочу, чтобы и вы понимали, Лука: мне нужна эта должность. Именно потому, что в моей жизни сейчас все настолько дерьмово, что мне необходима ампутация чувств. И очень жду, что все эти разговоры о полной отдаче и загруженности на двести процентов соответствуют действительности, потому что я готова вкалывать на работе двадцать четыре часа в сутки.