Айя Субботина - Молчи обо мне

Сейчас она пытается манипулировать мной, видимо думая, что я решил ее вернуть.

Глубоко в душе даже хочется разыграть спектакль, посмотреть, как она взлетит на рукотворный Олимп, а потом рухнет с него под шквалом моих «комплиментов», но я слишком вымотан последними событиями и едва держу себя в руках, чтобы не размазать Анжелу по стенке. Поэтому прячу телефон и позволяю себе расслабиться в ожидании звонка.

Она перезванивает ближе к вечеру: снова начинает тарахтеть о плотном графике и важной встрече «вот уже прямо сейчас, я и так опаздываю» и, не дав мне сказать и слова, намекает, что если я снова нуждаюсь в ее услугах, то нам придется пересмотреть и ее заработную плату, и рабочий договор. Буквально по всем пунктам.

— Обязательно, — соглашаюсь я, даже не меняя расслабленного тона, — как только поговорим об Анне. Которая живет в Амстердаме. Точнее, жила, потому что теперь она под крышей моего дома, как сестра. Хочу услышать твою версию событий. Вдруг, все не так страшно и моя вера в человечество когда-нибудь сможет воскреснуть.

После долгой паузы Анжела соглашается, но предлагает приехать к ней.

— У тебя же встреча, — напоминаю я, но она быстро говорит, что теперь уже не важно, потому что и так опоздала. — Я не приеду к тебе, Анжела. Жду тебя на набережной.

— Ты видел погоду? — возмущается она.

— Скажи спасибо, что Нева до сих пор не оттаяла, — уже грубо и сухо отвечаю я и заканчиваю разговор.

Анна сказала, что пыталась выйти со мной на связь, когда отец впервые попытался подложить ее под кого-то из своих картежных дружков. Что тогда у нее был только один способ меня найти — выйти на контакт с человеком, которого часто упоминал отец. И это, как ни странно, оказалась Анжела.

Я даже не удивился. Моя «верная помощница» так рьяно защищала мою репутацию и версию с отсутствием родственников, что пазлы легко складывались в картинку.

Анжела приезжает спустя час: в дорогом меховом манто, с камнем на безымянном пальце. Времени зря не теряла, а ведь почти десять лет нашего плотного сотрудничества говорила, что бережет себя для особенного мужчины. Вылепленного. Выпестованного. Подходящего ей, как туфель по заказной колодке.

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‍Только у туфли вовремя прорезались глаза.

— Чтобы не ходить вокруг да около — да, я отфутболила эту девчонку, — с места в карьер начинает Анжела и демонстративно поднимает ворот. — Потому что вытаскивать на поверхность эту грязь было слишком глупо и рискованно.

Все же она правда умница в некоторых вещах. Был бы я мужиком попроще — сразу бы опешил. Раз женщина так активно принимает вину, может, она и не виновата вовсе? Может, так надо было?

— А отцу ее ты денежные переводы делала тоже ради меня? — интересуюсь я.

— Не понимаю… — Она ловит мой предупредительный взгляд и минуту жует губы, подбирая наиболее подходящее оправдание. — Я держала его подальше, потому что помнила, как сильно все это на тебя повлияло. Ты же сам говорил, что с их исчезновением твоя жизнь стала спокойнее.

— Говорил, — соглашаюсь я. — Не помню, чтобы просил вмешиваться, если вдруг они найдутся.

— Я многие решения принимала за тебя, и ты никогда не был против.

— Конечно, букет для очередной женщины или украшение для сотрудницы — это совершенно то же самое, что сестра, которую я начал считать мертвой, потому что так было проще.

Анжела фыркает, но все равно не понимает.

Я просто проект: мужчина, которого она лепила под себя. Я — ее Галатея, а всякие внезапные родственники, сотрудники и неожиданные назначения — это просто куски мрамора, которые она отсекала, не задумываясь, потому что без всего этого я был привлекательнее.

Если бы у меня случилось временное помутнение — и я вернул свою помощницу на ее прежнюю должность, она бы делала все то же самое. Даже яростнее, потому что так у нее была бы железобетонная уверенность в собственной значимости и необходимости.

— Ты понимаешь, что эту девочку могли сто раз изнасиловать, покалечить или вообще убить? Что пока ты преспокойно кормилась из моего кармана, девчонка ночевала на вокзалах, спасаясь от тупорылого папаши?

Еще одно откровение — ее спокойное передергивание плечами. Это громкое и без намека на сожаление: «Да, конечно, я все понимала».

— Лука, если ты ждешь, что я упаду на колени и начну заливаться крокодиловыми слезами, то ты ошибаешься. Я делала то, ради чего ты меня нанял: оберегала тебя и твою репутацию и получала деньги за это, а не за красивые глаза.