За стеной взорвались бравурные звуки. Егор медленно поднялся. Прицелившись, пнул стену ногой и на одном дыхании крикнул:
- Как ты затрахал своей рекламой!
В соседней квартире наступает тишина, прерываямая матами. Егор садится на корточки. После некоторой паузы сверху салютом в перевернутые небеса падает, разбиваясь, кусок штукатурки.
- Пни еще. Может, он явит себя.
- Да все и так ясно. Карл Маркс. Прибавочная стоимость.
- Вот мы пьем московскую водку, кто-то в Москве - финскую, а кто-то в Хельсинки - текилу, и так далее.
А у дедушки - самогонный аппарат, и Карла Марса ему по хрену. Экономика ущербна по своей природе.
- Но сахар ведь он где-то берет? Хохляцкий?
Кубинский?
- Дедушка возделывает почву и гонит на родимой свекле. Это немножко хлопотно, зато полная герметичность процесса. Самодостаточность. И лупить копытом в стену он не будет. Он же вне системы.
Откуда привязанность? Откуда агрессия? Откуда грех?
И на фига ему горбатиться на других, чтобы получить билеты-посредники, если у него все free?
- Стоп. А самогонный аппарат? Он сам его сделал?
- Если бы он пил только воду - а это вполне реально, если ты помнишь - то на фиг бы ему тот аппарат? Пил бы молоко. Коровку завел.
- А одежда?
- Если выкинуть из головы все модные журналы, то хватит и самого малого. И никакой синтетики и семантики. Я о хлебе насущном… Деньги - это морская вода, она не утоляет жажду. Карма почему работает? Потому что все - ворованное. И хорошее, и плохое. Нет у нас тут ничего. А ты не воруй, и тебя не посодют… Иди с пустыми руками.
- А чего это оно ворованное? Я что, не вкалывал?
- Ты кусок мимо рта проносишь. Нужно Ему возвращать, кто дал тебе все это.
- Вот это , брателло, тюрьма.
- Тюрьма - только в твоем воображении. Ты начинаешь думать - и возникает тюрьма. Сон в пылающем тереме.
Вся пища - это крепкий чай, чтобы проснуться, чифир, если хочешь, а ты предпочитаешь тазепам. И чтобы купить его - ибо он на ветках не растет, а сделан
искусственно - ты…
Егор поймал эту фразу за хвост.
- Тьфу, бля… Так почему ты такой бедный, если ты просек систему?
- Много тазепама закачали. Пока не очнулся.
Егор окаменел.
Зеркальные щиты Медузы Горгоны. Единственные зеркала в этом доме. Тор, возьми свою кувалду и шарахни по башке. Отсеки все лишнее.
О рассыпающийся мир… Он тает, тает…
- С одной стороны, все, что мы тут имеем в виду, безадресно, - продолжает Егор. - Но адресат есть.
Латентный.
- То есть объект - это субъект, претерпевший воздействие рекламы?
- К которому приделали имиджевый пропеллер.
- Стать невидимкой - мечта вора. Но у вора тоже есть имидж.
- Это оттого, что они не могут расствориться в воздухе. Псих такой.
- Нужно атаковать невидимое. Только это спасет мир.
- Но для этого нужно потерять имидж.
- Утоли свою жажду.
Пара глотков, хруст огурчиков.
Примечания к главе 14.
Dasa - злые демоны в индийской мифологии, едоки сырого - злобные дикари, ракшас, нечто вроде
“снежных людей”.
Донн - Тьма, кельтский бог смерти.
“Уйти на золотой” - принять смертельную дозу наркотика (сленг).
15.
Наступает бесполезная тишина. За окном шатаются деревья.
- Вначале не было ничего, и ничего тоже не было, - задумчиво вползает Егор в тишину. И после непродолжительного вздоха добавляет:
- Как-то все безвыходно, что ли… Ты, кстати, замечал, что в автобусе на одной двери написано
“вход”, а на другой - “выход”? Я вот только сегодня обратил внимание… Во маразм… Exit. А как будет
“вход”? Init?
- Это одно и то же.
- И это выход.
- Ну и как вывести народ? Из плена египетского? - щурится Егор. - Народ зажат и взрывоопасен, но не взрывается, что характерно. Ладно, если бы пытался убежать куда-то, в какую-то мечту, так ведь не бежит.
Максимум - квасит. Ну, не считая космонавтов-героинов. Народ - он за тех, у кого сила. Он ожидает помощи извне. Но представь, если бы
Христос пришел сейчас. Его бы сначала оттрахали, потом отдали в аренду, потом продали на органы, а учение сперли. В общем, теплый безотходный прием.
- И кто из нас отрицательно заряжен? Закутяне - хорошие люди. Их даже не испортил квартирный вопрос.
А ты видишь везде только то, чего боишься.
- Нет, я не говорю что все такие. Твоя grandma была добрая женщина. Я помню каждого, кто толокся в ее гостиной. Типа интеллигенция. Бультерьеры из
Конотопа. Эти точно Москву не оставят. Такой сочный кусок мяса. А твоя бабуля поила их чаем с конфектами и верила, что большевики испортили Москву, и людям теперь недостает душевного тепла.
Читать дальше