Люк Дженнингс - Убивая Еву

– На улице не жарко, – начинает Кедрин. – Уверяю вас, в России еще холоднее. – Он улыбается, его глаза – карие, цвета мертвой листвы. – Но я хочу поговорить о весне. О русской весне.

Восхищенная тишина.

– В девятнадцатом веке жил такой художник – Алексей Саврасов. Большой поклонник, между прочим, вашего Джона Констебля. Естественно, как и все лучшие русские художники, он был не чужд алкоголя и отчаяния и умер без гроша в кармане. Но прежде он написал прекрасный цикл пейзажей, самый известный из которых называется «Грачи прилетели». Это простая картина. Замерзший пруд. Виднеется монастырь. На земле снег. Но на березах грачи уже вьют гнезда. Зима умирает. Грядет весна.

И это, друзья, мое послание вам. Грядет весна . В России сильна жажда перемен. То же самое я чувствую в Европе. Стремление свергнуть диктатуру капитализма и вырождающегося либерализма Америки. Стремление возродить старый мир Традиции и Духовности. Поэтому я и обращаюсь к вам: присоединяйтесь! Оставьте Штатам их порнографию, их людоедские корпорации и их пустой культ потребления. Их «царство Количества». Европа и Россия могут построить новую Империю на основе наших традиционных культур и ценностей родной веры.

Ева разглядывает Аудиторию. Видит сосредоточенные взгляды, кивки молчаливого согласия, отчаянное желание верить в сулимый Кедриным золотой век. В центре первого ряда сидит молодая женщина в черном свитере и клетчатой рубашке. Она на пару лет младше Евы, а ее красота заметна даже издали. Ева непроизвольно поднимает телефон и, приближая зумом ее лицо, тайком делает снимок. Она схватила ее в профиль – рот приоткрыт, пламенный взгляд устремлен на Кедрина.

Речь набирает темп. Кедрин вспоминает еще одного человека, мечтавшего о новой империи – ни много ни мало о тысячелетнем Рейхе, – и не одобряет нацистов за грубый расизм и отсутствие высшего сознания, делая исключение лишь для Войск СС, у которых – говорит он – стоит поучиться верности идеалам. Один из зрителей, мужчина средних лет, не выдерживает и, встав с места, принимается неразборчиво выкрикивать что-то в сторону сцены.

Через несколько секунд из темноты в задней части зала появляются две фигуры в псевдовоенной одежде, они хватают кричавшего и полуведут-полуволокут его к выходу. Через полминуты они возвращаются без него, в зале слышны одобрительные возгласы.

Кедрин блаженно улыбается:

– Всегда хоть один, да найдется, да?

Он выступает около часа, излагая свое мистическое, авторитарное видение будущего в северном полушарии. Ева испытывает смесь ужаса и восхищения. Кедрин харизматичен и сатанински убедителен. В лице собравшихся сегодня он обретет подлинных сторонников, в этом она не сомневается. В Европе его пока мало кто знает, но в России число последователей растет, и он располагает небольшой армией преданных уличных бойцов, готовых выполнять его приказы.

– Итак, друзья, я закончу тем же, с чего начал, и повторю простую идею. Весна грядет. Заря уже брезжит. Грачи прилетели. Благодарю вас.

В зале все как один вскакивают. Пока они приветствуют Кедрина одобрительными выкриками, топотом и аплодисментами, тот неподвижно стоит у кафедры. Потом слегка кланяется и покидает сцену.

С верхнего яруса Ева наблюдает, как постепенно пустеет зал. У слушателей – ошеломленный вид, словно они только что пробудились ото сна. Через пару минут в сопровождении хвостатого ведущего и с шестерками по бокам – теми, что удалили несогласного из зала, – появляется Кедрин, и его тут же окружают поклонники, они по очереди подходят сказать пару слов и пожать ему руку. Женщина с первого ряда, с легкой улыбкой на остром кошачьем лице, ожидает в стороне. Оденься я так, стала бы похожа на библиотекаршу, размышляет Ева. Как же эта фашистская принцесса ухитряется выглядеть, словно Одри Хепберн?

Кедрин несомненно приметил ее во время выступления и сейчас бросает ей взгляд, словно говоря: подождите, сейчас я закончу с этими людьми и посвящу все внимание вам. И вскоре – под полными нескрываемого изумления взглядами бритоголовых шестерок – эти двое погружаются в беседу. Весь язык ее тела – кокетливый наклон головы, торчащие маленькие груди – недвусмысленно намекает на ее доступность. Но в итоге она довольствуется рукопожатием, натягивает свою парку и исчезает в ночи.

Ева покидает зал в числе последних. На улице она некоторое время стоит у автобусной остановки и, дождавшись, когда из здания выйдут Кедрин и его группа, следует за ними на разумном расстоянии. Через пару минут все четверо заворачивают в аргентинский стейк-хаус на Ред-Лайон-стрит, где их, по всей видимости, уже ждут.