Илья отпустил дуб, спешился и постучал в ворота. Не дождавшись ответа, просунул руку в пролом, нащупал мощный тесаный засов, отодвинул, аккуратно завел Сивку в город.
Улицы были пусты - жители в ожидании казавшегося неминуемым взятия ворогом ворот заперлись в домах, заложили засовы, спустили собак и молились, чтобы на их теремах не остановились жадные взгляды захватчиков. Только прямо перед Ильей, застыв, стояла женщина, плотно прижимая к себе мальчонку лет десяти. Она не только оцепенела, но, кажется, лишилась от ужаса рассудка, потому что не только на вопросы не отвечала, но, похоже, вообще не понимала, что перед ней не половцы.
Говорил мальчишка. Он сбежал из дома, чтобы посмотреть, как половцы сломают ворота. За себя он не боялся: знал, как уйти крышами, переулками и оврагами, ни один вражина не угонится. А мамка перепугалась и побежала за ним. Вот - догнала. А почему ты здесь, а половцев нету? Ты их прогнал?
"Прогнал", - кивнул Илья. Ужас, ледяной, непереносимый, пережитый этой женщиной, как будто настиг его и мешал дышать. Впору было не ее, а его самого уговаривать, что все уже закончилось, и закончилось хорошо.
- А чем ты их - мечом?
- Дубом. Дуб выдернул, стал им махать - они и испугались.
Глаза мальчишки стали совсем круглыми, он рванулся было к разлому посмотреть, но материнские руки держали крепче железных обручей. Зато женщина ожила: "Ах ты, пащенок! Мало тебе, не набегался, бесово семя? Вот дома-то задам!"
До нее дошло, что с сыном обошлось, а, значит, всё - дом, жизнь, проступки и наказания - вернулось, существовало снова, и можно было жить и ругать ослушника. Она и ругала - крепко, взахлеб, не выпуская из намертво сцепленных рук, а по лицу текли слезы, она их не замечала.
У ближних домов заскрипели ворота, острожно выглянули соседи. Постепенно, робко стали подходить люди. Илья узнал, что напали половцы не просто так: донес ли кто или выследили, но пришли они, когда князь с большей дружиной был в отъезде. Малая дружина надежды отстоять город не имела, а поскольку половцы из-за стен грозили церковь спалить, то церковь-то и решили защищать всеми силами. Они и сейчас были там.
Илья подошел, двери храма были отворены. Защитники горячо спорили, идти ли к воротам, чтобы принять бой там и полечь с честью или запереться в храме Божьем и его-то отстоять.
Илья постоял, прислонясь к косяку, послушал немного, потом предложил собравшимся пойти и все-таки починить ворота.
Это предложение, хотя и было дельным, прозвучало для черниговских дружинников неожиданно. Они не поверили, да и кто бы на и месте поверил, что этот худощавый мужик в одиночку прогнал половцев. А когда, высыпав к воротам, убедились, что так оно и есть, - еще и обидно. Как будто незнакомец насмехался над ними, давал понять, что только плотничать они и годны. И только обступив и разглядев хорошенько валявшийся за воротами дуб, они немного отмякли. Богатырь, способный выдернуть с корнями такую махину, простым человеком, ясно, не был, а значит, не так и досадно было принять его победу там, где они ожидали поражения. Правда, тощий длинноносый парень на великого богатыря как-то не тянул, но никого ж другого поблизости не было! Может, он в росте мог увеличиваться, как, говорят, умел это легендарный Святогор. А может, и не он вовсе... Кто видел-то? В общем, сомнения были, да и гордость была задета преизрядно.
Бабы в Чернигове обидами и сомнениями не мучились; над тем, как должен был увеличиться в размерах богатырь, чтобы вот этаким дубом, что у ворот, выдранный с корнем, валяется, отмахаться от тьмы-тьмущей напавших на город кочевников, не думали. Они кормили. Пока Илья ехал по улице, в терема и избы зазывали, к воротам выносили пышные пироги, и в дружинную избу, где Илья по сдержанному приглашению местных дружинников остановился переночевать, несли и несли угощение. И Илью, и Сивку кормили так, что под конец хозяин из-за стола встать не мог, а конь, мелко дыша раздутыми боками, на пшеницу смотрел с ненавистью. И припасов в дорогу на Сивку, беднягу, подготовили нагрузить столько, что он, верно, предпочел бы еще один дуб. Тем более, что с дубом не все было ясно, конь его как бы и не почувствовал, а припасы весили именно столько, сколько и должны весить от души даваемые припасы, - без всяких чудес.
На утро примчался извещенный о беде с городом князь с большей дружиной. В странной истории, рассказанной ему, не усомнился, заметив только, что Бог Чернигов никогда не оставит, пока княжит в нем владимиров род от отца к сыну; Илью обласкал всячески и золота предлагал. От золота Илья отказался: для богатыря защита русских городов от ворога - обязанность. Но на пир в его честь и в честь спасения города пошел - как не пойти-то?
Читать дальше