Ольга Валькова - Илья (СИ)

Илья сидел рядом с ним, серьезный, со своими вечно сощуренными глазами, в глубине которых всегда жили виноватость и честность, и ветер шевелил его легкие русые волосы. Наследник древней силы. Который с таким же вниманием, с каким слушал сейчас Вольгу, слушал бы селянина, рыночную торговку - любого человека. Именно поэтому Вольге хотелось сказать ему то, что он собирался сказать. Мистическое равенство, которое Вольга всегда презирал, благодаря этому человеку вдруг обернулось для него, Вольги, другой стороной. Рядом с Ильей оно спасало от одиночества. Здесь он не был нечеловеком.

- Богов и чудовищ создали вы, люди. Вы наделены этой силой - творить и менять мир. Как - зависит от вас. Вы создали богов неосознанно, просто это было удобно и понятно: иметь рядом кого-то могущественного, с кем можно по-простому договориться. Задобрить жертвой или покорностью, поугрожать уйти к другим богам, послушать, что скажут. Ваши создания издевались над вами и презирали вас - вы не замечали. А теперь мир меняется. Вы отказались от них. Они больше не боги. Они умерли или изменились. То, что ты вогнал в землю, не принявшую его, было одним из ваших богов. Не скажу, каким.

- А нежить? Русалки, лешие...

- Бессознательное творение - как открытая дверь. Придет не только то, что задумано, лезет все. И ваши страхи, и тайные желания, и игры ума. Но они тоже уходят. Не знаю, почему, но ваши создания живут, пока вы верите в них. А в ваших новых священных книгах о русалках ничего не сказано. Но имей в виду - пока они есть, они будут сопротивляться.

- Соловей сказал, что такие, как он, были тысячу лет назад и будут через тысячу.

- Вполне возможно. Кто знает, что вы сотворите с миром через тысячу лет?

- А... ты?

- Я? - Вольга засмеялся и легко встал на ноги. Поплевал на ладони. - Давай-давай, не ленись.

В течение всего этого разговора он упорно говорил о людях "вы" - чтобы проверить себя. Но он знал, что сейчас, рядом с Ильей, он сделал свой выбор - и сделал окончательно. Человек. Не особый и не единственный. Ему было легко.

- Рукавицы надень, - Илья встал, тоже улыбаясь, - кожу сотрешь.

- Змеиная кожа крепкая!

Вдвоем они закончили быстро.

****

Князь не хватился Добрыни только потому, что был очень занят. Владимир понимал, что государства, в котором все спокойно и спокойно будет всегда, Господь еще не создавал и вряд ли создаст когда-нибудь. Поэтому относительное и временное спокойствие, когда случаются лишь мелкие происшествия, вроде недавнего явления чудища в посаде, следовало ценить и использовать с толком. Для Владимира, обладавшего ясным, глубоким умом, блестящим слогом и острой потребностью оставить свои мысли поколениям, это означало - писать. Вот уже несколько дней, как он заперся у себя, велел не беспокоить и даже пищу для него подавать туда же. Он трудился над летописью - продолжением своего Поучения детям, где он старался осмыслить все, что помнил, видел и делал сам.

А Добрыня между тем исчез. На княжьем дворе не появлялся, в дружинной избе не ночевал, терем свой, по уверениям сторожа, не посетил за последнее время ни разу.

Илью это беспокоило все больше. Беспечные уверения Алешки ("Значит, баба годная попалась. Найдешь такую - сам узнаешь, что значит сутками из постели не вылезать!") его не убеждали. Добрыня был серьезен, ответствен и строг к себе. Кроме того, он был твердым приверженцем нового, христианского мира, и оставить без внимания капище под самым Киевом, из которого на город лезут чудища, он никак не мог. Происходившее не вязалось с характером Добрыни, а значит, причиной могла быть случившаяся с ним беда.

Илья ехал Подолом, расспрашивая встречных. Многие видели Добрыню, но не в последние дни. Он всегда ехал в одном и том же направлении. Илья следовал указаниям, направляя коня туда же.

- Что тебе надо, Илья Муромец, в ведьмачьем кубле? - спросил, распрямляясь, очередной спрошенный огородник. - Пропасть хочешь, как до тебя пропадали?

- А многие пропадали?

- Многие.

У огородника были усталые и покорные глаза маленького человека, живущего рядом со злом и смирившегося с этим. Каждую минуту своей жизни Илья верил, что был поставлен на ноги для того, чтобы у людей не было таких глаз.

"Но все-таки предупредил, - благодарно подумал он, - не смолчал".

Илья свернул в указанный переулок. Тот был совсем узким и выглядел очень мирно. Дома и дома. Заборы. В отличие от всего Подола, где для пеших клали деревянные мостки, а телеги и коннные ездили по грязи, переулочек был весь вымощен камнем - старым, но хорошо положенным, почти без выщерблен. Угадывать нужный дом не пришлось: за забором на высоком крыльце стоял Добрыня.