Голодный океан

А ведь на пути их будут поджидать асы Ленинградского гвардейского истребительного авиакорпуса ПВО, а за ним — особый московский район ПВО. Настоящая крепость! И чем ближе они будут подлетать к Кремлю, тем плотнее будет становиться огонь с земли тысяч зенитных стволов и яростнее наскоки сталинских соколов.

Так что риск не вернуться был достаточно высоким. При столь мрачных собственных перспективах Рэя Парка и его экипаж как-то мало заботило, что им предстоит стереть с лица земли город с многомиллионным населением и древней историей. В конце концов, они профессионалы и всего лишь выполняют приказ политиков.

Когда лётчики подъехали к самолёту с надписью на борту «Бог – это любовь», техники заканчивали подвеску бомбы. Операция выполнялась с помощью специального гидравлического подъёмного устройства, ещё накануне днём доставленного военно-транспортным самолётом. Работы выполнялись под наблюдением нескольких штатских - по виду учёных. Семь человек в синих комбинезонах суетились под «брюхом» самолёта, а над их головами на специальной подвеске слегка покачивалось четырёхтонное чудовище. Пузатая бомба имела весьма внушительные габариты, и всё же лётчикам привычнее было принимать в бомболюк десятки единиц боевого груза. А тут всего одна бомба. Странно было думать, что в этой трёхметровой железной бочке заключена мощь многих тысяч обычных боеприпасов. Бомба подвешивалась в инертном снаряжении, то есть без взрывателя, который предстояло активировать перед самым сбросом, и всё равно лётчикам становилось не по себе от мысли, что будет, если она взорвётся на борту, к примеру, от попадания шальной пули.

- Повезло вам, парни, – кивнул на бомбу бригадир команды оружейников по имени Нил. Имелась в виду специальная премия, обещанная экипажам за этот вылет.

Полковник Рэй Парк предложил инженеру подыскать ему уютное местечко на борту. Нил отшутился:

- Тогда вам меньше достанется. Вы и без меня справитесь.

…С низким гулом «Звезда Чикаго» проехал по рулёжным дорожкам к взлётной полосе, и занял позицию ожидания в конце колонны из шести четырёхмоторных «крепостей». Прошло сорок минут, а приказа на взлёт всё не поступало. Между тем нервы у всех были взвинчены.

Барабаня пальцами по штурвалу, Парк скосил глаза вправо: лицо второго пилота было белым, губы его едва слышно повторяли одно и то же:

- Ублюдки, ублюдки…

Парк тоже выругался про себя. Пора бы начальству уже разрешить вылет, чтобы как можно скорей покончить со всем этим. А через шесть часов их ждёт заслуженный отдых в компании немецких фройлян, которые обожают американских военных и умеют делать первоклассный секс.

Наконец в наушниках прозвучала долгожданная команда и головная машина, пробежав по полосе, ушла в небо, за ней вторая, третья…

Парк дал вперёд рычаги дросселей, рёв выведенных в режим форсажа четырёх двигателей стал просто оглушительным. Лишь тормоза удерживали вибрирующий самолёт на линии старта, но стоило их отпустить, и бомбардировщик медленно покатился вперёд, постепенно набирая скорость…

За полторы тысячи километров отсюда москвичи мирно засыпали в своих домах, ни о чём не подозревая…

Глава 121

- И всё же не понимаю… – задумчиво проговорил Джон Тич, обращаясь к Исмаилову, - ведь ты был способным лётчиком, перспективным молодым офицером. Так почему?

- Вы желаете знать, как я дошёл до жизни такой, что стал шпионом?- усмехнулся Игорь, и пояснил: - Врождённая дальнозоркость всему виной. Из-за неё меня и с флота попёрли.

- Нет, я читал твоё дело. Тебя комиссовали не из-за этого.

Игорь улыбнулся тому, что бывший командир его не понял. И пояснил:

- Просто я так устроен, что глядел дальше перспектив карьерного роста. Страх «переходить» в лейтенантах год-другой никогда не казался мне ужасной жизненной трагедией. Зато я стал задумываться над вещами, о которых мне не полагалось думать, и что уж совсем возмутительно - высказывать свои мысли вслух. Таких как я в прежние века объявляли еретиками и сжигали, чтобы не натворили дел…

Исмаилов и Тич стояли на небольшом декоративном мостике, перекинутом через парковый ручей. Они забрались в этот угол парка подальше от чужих глаз, и словно в рай попали с цветами, тихими уютными аллеями и прудами.

Тич пришёл, чтобы, наконец, погасить долг перед бывшим подчинённым. Лишь он один на всём свете ещё мог и хотел ему помочь. Для остальных Исмаилов был отработанным материалом. Так что Джон не открыл ему глаза на сермяжную правду жизни, когда описывал его ситуацию в самых мрачных красках: