Сиара Симон - Пастор

— Здесь всё хорошо, всё действительно идёт хорошо, — лгал я. — Просто готовимся к этому осеннему молодёжному призыву.

И вы знаете, грёбаные надеющиеся новообращённые.

— Хорошо. Горжусь тобой, Тайлер. Я не говорю об этом очень часто, но работа, которую ты проделал в этом городе, не что иное, как чудо.

« Остановись, — умолял я его молча. — Пожалуйста, прекрати».

— Ты проделал работу Христа, Тайлер. Ты пример для подражания.

«Пожалуйста, пожалуйста, прекрати».

— Ну, вынужден тебя отпустить. И комиссия — напишу тебе, как только узнаю.

— Ты уверен в этом?

— Ладно, я позвоню. Пока, Тайлер.

Я отключился и смотрел на свой телефон минуту.

Я проснулся, твердя себе, что вчера было моим первым днём новой жизни. Мой целомудренный день. И сегодня должно быть легче. Так почему же у меня такое чувство, будто мои грехи всё ещё следуют за мной? Всё ещё выслеживают каждый мой шаг?

« Потому что ты не покаялся в них, Тайлер».

Я был идиотом. Я должен был сделать это в первую очередь. Я сидел в исповедальне по ту сторону ширмы каждую неделю: почему же мне в голову не пришло искать другую сторону? Искать прощение и ответственность, в которых нуждался каждый человек?

Следующая неделя. Мне бы хотелось поехать в Канзас-Сити в четверг, чтобы посетить своего духовника — человека, с которым ходил в семинарию — а потом я бы поужинал с мамой и папой, и всё стало бы намного лучше.

Я чувствовал небольшое волнение от утешения этим планом. Всё обещало сложиться хорошо.

***

Поппи пришла вчера на утреннюю мессу и позже разыскала меня, чтобы согласовать наш план по поводу сегодняшнего обеда. Мне хотелось пообедать с ней прямо тогда — или иметь её на обед, я ещё не был уверен — но она улизнула в тот же момент, когда с нашими планами всё решилось, а я томился в обычной толпе засидевшихся после службы копуш. Она что, пыталась держать дистанцию? И если да, то это потому, что она так хотела? Или это сознательное одолжение для меня?

Мысль о том, что это то, как с этого момента мы будем вести себя друг с другом— по-деловому и резко — заставила меня чувствовать себя несчастным.

Что было глупо, потому что это всё, чего я хотел — нет, что я должен был хотеть — но не делал. Я хотел обе жизни — ту, где мы бы были верующей и пастором, и другую, где мы были бы мужчиной и женщиной — и каждое мгновение, проходящее без моего рта на коже Поппи, утекало всё больше и больше моей силы воли, пока я не оставался с неудобным осознанием того, что вынес бы какую бы ни было вину и наказание, лишь бы коснуться её снова.

Сегодня эти мысли продолжали затуманивать мой разум, когда я собирал свои вещи и после шёл два квартала к ближайшей винодельне. Я ожидал увидеть её одну, но был приятно удивлён, заметив Поппи, оживлённо беседующую с Милли в винном саду, с откупоренной бутылкой чего-то белого и охлаждённого на столе.

Поппи помахала мне:

— Я пригласила Милли, надеюсь, ты не против?

— Конечно же нет, — прервала Милли до того, как я смог бы ответить. — Этот парень едва может определить время по часам, не говоря уже о бюджете крупного проекта.

Я притворно нахмурился, глядя на неё:

— В этой сумке у меня, ты знаешь, очень даже упорядоченная стопка стикеров и салфеток из бара.

Милли шумно задышала, словно я подтвердил каждый её тёмный страх. Я взглянул на Поппи, и некоторая незрелая часть меня захотела убедиться, что она смеялась, а затем пожелала высказаться, как чудесно выглядела Поппи. Она была одета в бирюзовые узкие джинсы и достаточно свободную футболку, мягкий тонкий хлопок напомнил мне о той кофте, бывшей на ней тем субботним вечером… Кофту, через которую я ласкал её соски. Волосы Поппи были сплетены в беспорядочную косу и перекинуты через плечо, её глаза казались более зелёными, чем коричневыми, в солнечном свете, что пробивался сквозь лозы винограда, покрывающего беседку, её губы — как всегда — были накрашены красной помадой, но почему она должна выглядеть так охрененно сексуально всё чёртово время?

— Садись, мой мальчик, пока Рислинг (прим.: технический (винный) сорт винограда немецкого происхождения, используемый для производства белых вин) не нагрелся, — сказала мне Милли. — Теперь, Поппи, объясни Отцу Беллу то же, что говорила мне.

Я выдвинул стул из кованого железа и сел, уже потея во время ранней сентябрьской жары. Милли наполнила прохладным вином третий бокал, и я принял его, благодаря за то, что мог смотреть на что-то, помимо Поппи.