Anastasia Dolganova - Кожа в которой я живу

ли обнажённое женское тело для того, чтобы осудить его потом

и уничтожить. Даже если на теле женщины не находилось ника-

ких отметок — то всегда был «сосок дьявола», то есть клитор, че-

рез который ведьма кормила своего адского любовника.

Но ведь не все инквизиторы были аскетами, соблюдающими

целибат.

Интересно, а как они объясняли наличие клитора у их соб-

ственных жён?

А ещё интереснее — как они объясняли наличие клитора у их

собственных маленьких дочерей?

И вот так женская сексуальность, которая в античное время

была основанием для социальной власти женщин, стала основа-

нием для уничтожения. Власть перешла к мужчинам. Женщины

15

cемь женщин

не просто ушли в тень — женщины стали бесправным, унижен-

ным, подчинённым мужчинам сообществом. Сексуальность ока-

залась под жёстким запретом и контролем со стороны мужчин.

Такие вещи не проходят бесследно. В глубинах бессознатель-

ного у каждой из нас продолжают гореть на кострах те женщины.

Мы помним. И мы опасаемся мужчин и опасаемся быть для них

заметными просто потому, что однажды они уже позволили себе

использовать свою силу и власть против нас. Более того, это пер-

вое, что они сделали, власть получив.

Я не обозлена на мужской пол, мне не свойственен агрессивный

феминизм или обвиняющая мужчин позиция. Сегодняшние муж-

чины: наши соседи, братья, отцы, мужья, любовники — не могут

отвечать перед нами за дела своих предков. Я лишь пытаюсь объ-

яснить, какие у женщины есть причины для того, что она делает, чтобы каждая из нас смогла стать осознаннее в своей жизни и по-

лучить шанс на изменение этой жизни к лучшему. И я настаиваю на

объективности: на самом деле у мужчины тоже есть страхи перед

женщиной — это отголоски времени матриархальных ценностей.

Женщина боится мужчины, потому что он физически силь-

нее и поэтому он может причинить (и причиняет) женщине вред.

В повседневной жизни современной женщины этот страх про-

является как желание контролировать мужчину. Это легче всего

осуществляется в отношениях — поэтому больше всего мы боим-

ся разрыва отношений, проецируя на это свои истинные страхи.

Мужчина боится женщины, потому что она может его кастри-

ровать, пока он маленький и не может за себя постоять. Соб-

ственно, средние века и инквизиция — это месть за это чувство

беспомощности мальчика перед своей матерью. А ещё женщина

когда-то его родила, а значит — может поглотить обратно. Эти

страхи отражаются в мифах о женщинах с зубастым или отрав-

ленным влагалищем или, например, в байке про крестьянина и его

дочь, которые, собрав по осени всё добро в телегу, отправились на

16

Введение

рынок. Хорошо поторговав, на обратном пути они встретили раз-

бойников, которые украли всё заработанное и увели коня с теле-

гой. И вот стоят отец и дочь посреди леса. Крестьянин сокруша-

ется о пропаже денег, и дочь говорит ему, смущаясь, что кошелёк

с деньгами она успела припрятать туда и все они в сохранности.

Эх! — восклицает крестьянин. — Жаль, с нами не было твоей ма-

тери! Мы бы тогда и телегу с конём сберегли!

В повседневной жизни современного мужчины эти страхи

проявляются как страх зависимости — потому мужчины больше

всего боятся (то есть избегают, мужчины храбрые, они не боят-

ся) подконтрольных отношений. По большому счёту, это и есть

главное отличие между мужчиной и женщиной: женщина хочет,

чтобы отношения никогда не закончились, а мужчина — чтобы

у него всегда была возможность закончить эти отношения. И вот

никак не договоримся.

На свой страх перед мужчиной женщина может реагировать

парадоксально: сокращением дистанции. Этим она будет за-

креплять насильственное поведение. Например, Ольга,которая

живёт с грубым и темпераментным мужчиной, рассказывает:

«Это какой-то заколдованный круг. Когда всё мирно, я могу поду-

мать о том, что он делает в моей жизни и нужен ли он мне вооб-

ще. От этих мыслей я начинаю отдаляться, он чувствует это

и впадает в бешенство. Когда он в таком состоянии — он может

всё: наорать, избить, изнасиловать. Поэтому когда я вижу, что

он в гневе, я моментально начинаю его сглаживать, чтобы мне не

было ещё хуже. А он потом говорит мне: вот, ты по-хорошему

не понимаешь, с тобой только по-плохому, сама виновата в том, что я тебя опять ударил. Ты ведёшь себя хорошо только тогда, когда тебе плохо. И он ведь прав — потому что когда мне хорошо, он мне вообще не нужен, и всё начинается сначала».