Скай Уоррен: Мне нравится твоя ложь

— О трахе конечно. - Потом она пошла по коридору, направляясь в раздевалку.

Моя улыбка начинает угасать, когда я смотрю ей вслед. Что может удручать больше, чем трах?

Я прохожу через занавес уже после того, как звучат первые аккорды моей песни. Но этого, кажется, никто не замечает. Кенди говорит о трахе. Как о голом существе на продажу. Не о танцах. Ставлю одну ногу перед другой и раскачиваю бедра все быстрее с каждым шагом. Черный атласный бюстгальтер. Трусики из черной ленты. Это темно и сексуально, но банально. Предпочитаю, чтобы меня не запоминали. Я бы хотела забыть.

Первые мгновения на сцене я всегда ослеплена.

Яркие огни, дым. Стена звука, я почти касаюсь ее пальцами, словно она пытается удержать меня, толкает обратно и защищает от того, что происходит дальше. Я привыкла к танцам, свисту, успеху и захватам рук настолько, насколько смогла. Но до сих пор не могу привыкнуть к этому моменту — быть ослепленной, чувствовать себя беззащитной.

Тянусь к шесту и, находя его, раскачиваю свое тело вокруг него таким образом, что небольшой клочок ткани на моей попке взлетает вверх, открывая людям, сидящим радом со сценой, вид на мою задницу. Я до сих пор не могу сделать ничего из-за света. Перед глазами темные пятна.

Улыбка уже давно становится фальшивой. Она — реквизит, как и четырехдюймовые каблуки и крылья, которые с треском падают на сцену.

Сломлены.

Несколько человек хлопают за моей спиной.

Теперь все, что остается на моем теле - это тонкая атласная ткань. Я хватаюсь за шест и с головой погружаюсь в мою рутину, крутясь вокруг и соскальзывая, а потом начинаю все заново. Перестаю чувствовать, словно я пробежала марафон. Это лучшая часть — наслаждаться жжением в моих мышцах, скольжением по металлическому шесту, холодного по сравнению с моей кожей. Ритм песни раздражает. Это не балет. Обычная рутина. Что-то цельное, ведь очень немногие вещи в жизни являются прочными.

Я заканчиваю с шестом и начинаю работать на сцене, двигаясь по кругу таким образом, чтобы собрать чаевые. Снова начинаю видеть, едва различая темные силуэты в креслах.

Их немного.

У стены расположился постоянный клиент. Я узнаю его. Чарли. Он подбрасывает пятидолларовую купюру на сцену, и я медленно наклоняюсь, чтобы поднять её. Подмигиваю Чарли за его вклад. Когда я выпрямляюсь, то вижу человека с другой стороны сцены.

Его спина сгорблена, одна нога вытянута, а другая — под его стулом, но я все равно могу сказать, что он расслаблен. Нет напряжения в его длинном теле. Есть сила.

Это заставляет меня нервничать.

Я отворачиваюсь и трясу своим задом перед противоположной стороной зала даже несмотря на то, что там почти никого нет. Это всего лишь вопрос времени, когда я должна снова встретиться с ним. Но мне не нужно смотреть на него. Он не платит за то, чтобы я смотрела ему в глаза.

Тем не менее я не могу не заметить его кожаные сапоги и куртку. Неужели он ездит на мотоцикле? Похоже, что это грубая кожа. Предназначенная для плохой погоды. Ее не пробьешь обычным ударом кулака.

Песня подходит к концу так же, как и моя работа, но я рада этому. Что-то в этом парне смущает меня. Ничего примечательного. Руки, ноги, понимающая улыбка — это то, в чем они нуждаются. Мышцы помнят, что делать. Но мне не нравится, как он смотрит на меня.

Настойчиво наблюдает за мной. Настойчивость означает ожидание.

Она подразумевает планирование.

Я тянусь назад и расстегиваю свой лифчик. Использую одну руку, чтобы покрыть мою грудь, пока бросаю лифчик вглубь сцены. Я изображаю смущение в течение нескольких секунд, но вдруг мне становится очень неловко. Словно я делаю больше, чем просто показываю свою грудь незнакомым людям. Показываю ему. И пока я стою, прижимая ладони к своей груди, дыхание быстро ускоряется. Его настойчивость ощущается словно жаркое пламя.

На этот раз я слушаю ритм. Снова опускаюсь вниз и освобождаю грудь, обнажая ее в задымленном воздухе и открывая голодным взглядам. Около сцены начинают свистеть. Чарли держит еще пять долларов. Я раскачиваюсь над ним и выгибаю ногу таким образом, чтобы он мог засунуть купюру в мои трусики. Чувствую его горячее, влажное дыхание на своей груди. Он приближается, но не касается меня. Это Чарли. Он даёт чаевые и следует правилам. Самый лучший клиент.

Я даже не смотрю в противоположную сторону комнаты. Если новый парень и держит чаевые, то мне все равно. Он не похож на парня, который следует правилам. Я не знаю, почему думаю о нем, позволяю ему влиять на меня. Может быть, моя стычка с Блу сделала меня более пугливой, чем обычно.