Би ДЖЕЙМС - СЛЕЗЫ НА ЛЕПЕСТКАХ РОЗ

Джордана поворачивалась на одном месте, вслед за его голосом.

– Вы думаете, что я нарочно повела себя так? Чтобы стать для вас вызовом? Зная, что вы вызов примете?

– Именно. – Он вбирал в себя очертания ее тела, ощущая, как его собственное напрягается. Если его подозрения справедливы – тогда она, черт побери, справилась прекрасно. Довела его до белого каления.

Он хотел ее, даже если она была только интриганкой.

– Вы слишком высокого мнения о моих талантах.

Патрик поднял руку, прикоснулся к спутанной пряди на ее плече, пропустил ее сквозь пальцы. Жидкое золото, да и только.

– Джордана Даниэль, – прошептал он. – Солнечный свет во мраке. Нежность в обезумевшем мире.

Неуловимая, восхитительная. Мираж, смятение. Желаннее всех женщин, которых я знал. Это безумие, но разве я мог устоять?

Он привлек Джордану к себе и ощутил ее дрожь; услышал ее учащенное дыхание, когда ее груди прижались к его стальным мышцам. Одной рукой прижимая ее к себе все крепче, другой он схватил ее за волосы и оттянул голову назад, все ниже наклоняясь над ней с высоты своего роста.

Ее ладони лежали на его груди – стиснутые, безжизненные. Ее губы были мягкими и податливыми, когда он приник к ним дразнящей лаской. Едва слышный крик, скорее, шепот протеста и наслаждения прошелестел на его щеке.

Мираж. Смятение. Но, боже, как же он хотел ее!

Поцелуй становился все глубже, сначала осторожный, потом настойчивый, не встречающий ни малейшего сопротивления. Страсть разрасталась в нем, разрывала его на части. Эта будет стоить дороже всех алмазов и рубинов мира, подумал Патрик в миг просветления.

– За любую цену, – пробормотал он. Понимая, что цену придется уплатить не деньгами, он отпустил ее волосы.

– Цену? – Джордана с трудом шагнула назад. Назад, от захватившего ее бешеного урагана. От бури, вызванной единственным прикосновением его руки к ее волосам, дразнящей лаской его пальцев. Один поцелуй – и безумие, как он это назвал, стало полным.

Ощутимое безумие. С именем.

Патрик.

Голос, звучавший во мраке ее сознания. Уверенное, мощное тело, излучающее жизнь. Поцелуй, возникший от отчаяния и закончившийся такой нежностью.

Он был стремителен и дерзок, не похож ни на кого из тех, кого она знала. Не похож ни на кого, кто когда-нибудь прикасался к ней.

Патрик, пробудивший желание и заговоривший о…, цене.

Буря стихала. Желание каменной тяжестью осело в груди. Пытаясь выбраться из оков собственного мрака, она приподняла лицо к незнакомцу. В ее глазах, когда она освобождалась из его объятий, застыло мрачное, напряженное выражение.

Он пытался удержать ее, но не хотел причинить ей боль. Патрик, каким бы жестоким он ни был, не мог воспользоваться беспомощностью другого. Слабостью женщины. Руки его разжались, отпуская ее, и Джордана отошла от него подальше.

– Цену, мистер Маккэлем? – Ее голос стал хриплым, напряженным, в нем неожиданно прозвучала мука.

– Мне больше нравится, когда ты называешь меня Патрик.

– Какую цену, мистер Маккэлем? – Неумолима, непреклонна.

– Цену за то, чтобы обладать тобой, Джордана Даниэль. – Он ступил на знакомую почву, и его тон казался сладким сиропом. – Какую же еще?

– Рэнди говорила, что вы самонадеянны. – Голос подвел Джордану, превратился в шепот.

– Самонадеян? – Патрик рассмеялся злым смехом. Разве это самонадеянность – знать, что тебе понравился мой поцелуй и что ты хотела его? Что ты хочешь еще?

– Нет. – Она пятилась от него, чувствуя, что он следует за ней.

– Да.

Испуганная его голосом, она пустилась бежать. Забыла обо всем, испытывая лишь желание исчезнуть.

Исчезнуть от него навсегда.

– Джордана! Остановись! Джордана!

Его крик замер, он опрометью бросился вслед за ней. Схватив за руку, он рывком развернул ее и грубо прижал к себе в тот самый миг, когда ее нога уже соскользнула с обрыва.

– Черт побери! – Его грудь яростно вздымалась над ней. – Ты что, слепая?

Ее ответ прозвучал сдавленно в складках его рубашки, но он услышал. Услышал, чувствуя, как ледяной ужас кольцом сворачивается внутри его.

– Что?! – Его голос дрогнул, когда он отстранил ее от себя. Он не хотел слышать это снова, но заставил себя, понимая, что должен.

– Да, Патрик, – тихо и буднично произнесла она. И подняла к нему лицо. – Я слепая.

Его руки в яростном отчаянии взлетели вверх, но, когда он обхватил ее лицо ладонями, в жесте была только нежность. Он окаменел, вглядываясь в ее пустой взгляд. Правда, единственная возможная правда открылась ему, и все вдруг встало на свои места.