Свен Хассель - Блицфриз

— Мой фюрер! — восклицает он в изумлении.

— Предатель! — кричит Гитлер, бросаясь вперед и хватая за горло генерала Бергера. — Предатель! Трусливая свинья! Я тебя арестую!

Он дважды бьет генерала по лицу и осыпает ругательствами. Потом поднимает «вальтер», быстро расстреливает всю обойму, резко поворачивается и чуть ли не вылетает из квартиры; фалды мундира развеваются за его спиной. Гауптштурмфюрер СС Рохнер впоследствии доверительно говорит одному из друзей, что фюрер напоминал ему летучую мышь. За эту доверительность он поплатится жизнью. Свои же товарищи расстреляют его в Дахау[114].

Слышавшие выстрелы соседи испуганно стоят у приоткрытых дверей. Их грубо заталкивают внутрь офицеры СС из охраны Гитлера.

Штудиенрату[115] Блюме, который укоряет их, безжалостно стреляют в переносицу на глазах жены и трех внучек. Жена отказывается отойти от двери, и ей разбивают лицо рукояткой пистолета.

ПАРТИЗАНКА

— Это уже пятнадцатый день, — говорит Старик обер-лейтенанту Мозеру. — Если в ближайшее время не нагоним своих, нам конец. Больше половины роты страдает от обморожений. У большинства из них гангрена. Двадцать три человека ранены. Четверо не переживут этой ночи.

— Знаю, — угрюмо кивает Мозер. — Я и сам долго не протяну. Но если нас схватят здесь, за линией фронта, то расстреляют на месте. Мы должны нагнать наших!

— Если сможем, — отвечает Старик. — Скоро нельзя будет заставить людей идти даже ударами прикладов.

— Сущий ад, — бормочет Мозер и кутается в шинель.

Порта толкает меня.

Усталый, окоченевший от холода, приподнимаюсь на локте, дабы выяснить, что ему нужно. Я как раз удобно устраивался в сугробе рядом с Барселоной.

Порта протягивает мне черную, мерзлую картофелину и твердую, как камень, сардинку. Я пытаюсь благодарно улыбнуться, но эта попытка вызывает мучительный вскрик. Нельзя улыбаться смерзшимися губами.

Я осторожно кладу сардинку на язык, и она медленно оттаивает. Вкус чудесный. Небольшой кусочек еды можно растянуть надолго, если знаешь, как, и в России быстро этому учишься. Картофелину кладу в карман. На потом.

— Где, черт побери, эта линия фронта? — спрашивает Легионер. — Она уже не может быть далеко.

— Данные, которые сообщил Старик, скоро устареют, — громко говорит Малыш, отламывая от бороды куски льда. У него тоже обморожены ступни. Последние три дня он не чувствует пальцев ног, когда шевелит ими. Так начинается гангрена, которая жутким образом съедает тебя изнутри.

Многие боятся снять сапоги и заняться обмороженными ступнями. Мясо может сняться вместе с сапогом. Многие из нас уже прощаются со ступнями, если не будет скорейшего лечения.

— Эй ты, мясник, — кричит Малыш Тафелю. — Можешь отрезать задние лапы, не убив человека?

— Конечно, — беззаботно отвечает санитар. — Только как ты будешь ходить без ступней?

— Пожалуй, ты прав, — покорно говорит Малыш. — Только они очень уж воняют. Аж тошнит.

— Я остаюсь здесь, — неожиданно говорит связист-фельдфебель.

— Спятил? — кричит Старик.

— Рехнулся? — говорит Легионер. — Сдаваться сейчас — безумие.

— Не вешай нос, — слышится из норы в снегу от Штеге. — Завтра вечером будем у своих. Тебя отправят в госпиталь. Чистые белые простыни, еда по распорядку и тепло!

— Нет, — гневно рычит фельдфебель. — С меня хватит. Надоела ложь, которой нас пичкают. Я остаюсь здесь. Без меня вы пойдете быстрее. Если останусь жив, буду калекой, а для меня это не жизнь.

— Оставаться будут только мертвые, — твердо говорит обер-лейтенант Мозер. — Пока дышишь, идешь с нами.

— А потом что? — с усмешкой спрашивает фельдфебель-связист.

— Зависит от врачей, — лаконично отвечает командир роты.

В течение следующих суток мы способны идти только короткими переходами. В конце концов вынуждены устроить привал. Позади в снегу оставлено восемь трупов. Во время привала фельдфебель Лоев вонзает себе в живот штык. Короткий, булькающий вскрик, и он мертв.

Штеге температурит и кричит в бреду. Бинт вокруг его головы превратился в полосу кровавого льда. Мы закутываем его в две русские шинели, но он все равно дрожит от стужи.

— Воды, — просит он слабым голосом.

Старик кладет ему немного снега между растрескавшихся губ. Штеге жадно глотает его.

— Думаете, дотащим его? — обеспокоенно спрашивает Барселона и кладет ему в рот мерзлый кусочек хлеба.

— Naturellement[116], — резко отвечает Легионер.